Наумов сделал вид, будто ничего не услышал.

Вернулся чародей, прошелся вдоль стены с хрустальным шаром в одной руке и чарофоном в другой. Возле стеллажей он остановился и объявил:

— Здесь тайник!

Представитель Братства расплылся в довольной улыбке.

— Юрий, зовите людей ломать стену.

— Я вам взломаю! — разозлился я. — Совсем обалдели, что ли?

Я утопил потайной рычаг и легко сдвинул стеллаж в сторону. Штампы для монет хранились в банковской ячейке, а ничего другого криминального внутри быть не могло.

Чародей проверил комнату и отрицательно покачал головой, но тут помещением заинтересовался Могилевский.

— Вячеслав Владимирович, а что это за агрегат?

— Пресс, — спокойно ответил я. — Кроненпробки выбивать.

Дознаватель оглядел листы жести и пластиковую подложку и хмыкнул.

— Допустим, а к чему такая секретность?

— Тайник от прежних владельцев достался, — легко нашелся я, сдвигая стеллаж на место. — Еще вопросы?

Вопросов не было, и мы отправились на второй этаж. Там Наумов сразу нацелился на комнату гимназисток, пришлось остудить его пыл.

— Юрий Васильевич, вы в Гимназии постановление не завизировали, а жилье их учащихся обладает экстерриториальностью. Я договор аренды надлежащим образом зарегистрировал.

Чародей провел вдоль двери хрустальным шаром, и тот сыпанул искрами.

— Стандартная защита колдунов, — оповестил он Наумова. — Если снимать, то под вашу личную ответственность.

Петр побагровел от злости и зло выговорил дознавателю:

— Как вы вообще оформляли документы?! Да это какая-то филькина грамота!

— Как руководство задачу поставило, так и оформил! — не полез за словом в карман Могилевский. — Не вам об этом судить!

Отношения между Дружиной и Братством никогда не отличались особой теплотой, и я терялся в догадках, каким чудом вообще увидело свет это постановление. По всем раскладам его должны были спустить в мусорную корзину еще в организационном отделе на стадии визирования.

— Ладно, — не стал лезть в бутылку Наумов. — Здесь что?

Я молча отпер дверь спальни. Чародей первым переступил через порог и прошелся по комнате. Возле превращенной в бар магнитолы хрустальный шар заметно потускнел, но бородач на это никак не отреагировал. Обогнув кровать, он заглянул в ванную комнату, встал у шкафа — и вдруг шар сыпанул искрами, совсем как у комнаты гимназисток, только всполохи были не сиреневыми, как там, а серебристыми.

— Есть! — азартно выкрикнул бородач, отдергивая шар от шкафа. — Внизу!

Он начал опускаться на колени, но Могилевский немедленно очутился рядом, ухватил его за плечо и заставил выпрямиться.

— Дальше мы сами! — объявил дознаватель, не слушая возражений Наумова.

Я на какой-то миг просто оцепенел, потом захотел взять дробовик и перестрелять всех к чертям собачьим, но, к счастью, порыв моментально схлынул, оставив ощущение тягостного недоумения.

Могилевский натянул резиновые перчатки, опустился на колени и пошарил под шкафом. Послышался треск отклеивающегося скотча, и в руках дознавателя оказался пластиковый пакет.

— Это ваше, Вячеслав Владимирович?

— Первый раз вижу.

— Как оригинально! — не сдержал радости Наумов.

Я повернулся к нему и, с трудом сдерживая клокотавшую внутри злость, объявил:

— Мне это подкинули.

— И кто же?

— Тот, кому принадлежит идея устроить обыск!

Петр Наумов только рассмеялся.

— Это было мое решение!

— Вячеслав Владимирович, — подступил ко мне Могилевский. — Для протокола: это ваше?

— Нет.

— Знаете, что внутри?

— Нет.

— Знаете, как это попало в вашу комнату?

— Нет.

— Придется снять ваши отпечатки пальцев.

Я поморщился.

— Вдруг там какая-нибудь ерунда, а? Опять дело шьете?

— Резонно, — согласился с моим доводом Могилевский и достал из кармана складной нож. — Господин Наумов?

— Не возражаю!

Дознаватель выложил пакет на стол и аккуратно вспорол его боковину, так чтобы не просыпалось содержимое. Внутри оказались микросхемы. Точнее — нечто, внешне микросхемы напоминающее. Ровный слой прозрачно-желтого янтаря полностью покрывал медный диск, наружу проглядывали только выполненные из этого же металла ножки.

— Для протокола: вам знакомы эти предметы?

— Нет, — ответил я.

— Да! — заявил Петр Наумов. — Это собственность Братства, украденная из спецхранилища.

Могилевский вздохнул.

— Ну что ж, тогда начинаем оформляться. — Он указал сначала на меня, потом на Петра. — Или вы желаете решить свои разногласия без привлечения Дружины? По-братски?

Наумов глянул на меня в упор.

— Последний шанс, брат Вячеслав.

— Для протокола, — передразнил я Могилевского, мысленно кляня себя за то, что не догадался проверить после покушения комнату, — это не мое. Я не знаю, что это. Никогда этого не касался и не приносил в свою комнату. Также я не знаю, кто это мог сделать. Об этом лучше спросить у представителя Братства, который инициировал обыск.

— Это откровенное передергивание! — возмутился Наумов.

— Господа! — остановил нас Могилевский. — Обсудим детали позже. Для начала надо разобраться с процессуальными вопросами.

Мы спустились на первый этаж, и дознаватель позвал курившего на улице помощника.

— Варламов, оформляй изъятие. Надо снять пальчики и остаточные следы ауры.

Пришлось приложить ладони к переделанному в чарофон планшету, кожу укололо холодом, на экране остались папиллярные линии, сбоку побежали данные о моем индивидуальном энергетическом отпечатке.

А вот с пакетом такой номер не прошел: на плотном пластике не оказалось ни отпечатков пальцев, ни следов ауры. Ничего.

Могилевский колебался недолго.

— Вячеслав Владимирович, вам надлежит явиться завтра в пятнадцать ноль-ноль в Центральное отделение Дружины для дачи показаний, — объявил он, выписывая повестку. — Пакет со всем содержимым будет приобщен к делу. Уведомление о явке подпишите…

— Как так?! — возмутился Наумов. — Нам были даны гарантии!

— Ничем не могу помочь. Я связан процессуальными нормами, — официально ответил Могилевский и велел дружинникам идти на улицу.

Брат Петр с закаменевшим от напряжения лицом двинулся следом.