Ну, положим, ванильным наш секс давно не назовешь, но я не собираюсь переступать через себя, это ни к чему хорошему не приведет.

— Если я нужна только в качестве модели для связывания или манекена для порки, то говорить не о чем.

Ларс понял все правильно:

— Ты боишься просто потому, что не доверяешь мне до конца. Спокойна, когда все контролируешь и можешь хотя бы удрать, но стать беспомощной в моих руках не готова. Это говорит о степени доверия, Линн. Ты все еще боишься предательства с моей стороны, хотя такого никогда не было.

Я вынуждена признать, что он прав. Я боюсь не возвращения в подвал или пыток, я просто боюсь. И если бы я доверяла Ларсу полностью, все легко разрешилось.

Недосказанностью, подозрениями очень легко все испортить, исправить немыслимо трудно. В самый важный момент включаются какие‑то внутренние механизмы, неподвластные разуму, и я паникую. Неужели это навсегда?

Я решила переступить через себя и в квартире на Эстермальмсгатан (мы занимаемся любовью исключительно там) вдруг принесла Ларсу флоггер:

— Если хочешь, выпори меня, я вытерплю.

Несколько мгновений он молча на меня смотрел, потом вздохнул:

— Ты сама слышишь, что говоришь? Это не развлечение. Ни связывать, ни пороть тебя я не буду, пока ты сама этого не захочешь.

— Я… хочу, я согласна.

— Лжешь, ты просто решила сделать мне приятное, так?

— Да, разве это плохо?

— Плохо. Ты боишься жестокого дяденьку, у которого в руках плеть, но готова сжаться в комочек и потерпеть.

Я промолчала, потому что он прав.

— Мне не нужен твой страх и твое терпение, Линн. Мне нужно доверие. Безграничное. Нужно, чтобы ты верила, что я не причиню невыносимой боли, что сумею остановиться, что позабочусь о тебе. Я хочу, чтобы ты хотела боль, а не соглашалась терпеть ее.

Кажется, у меня дрогнул голос:

— Да, я не готова…

— Я тоже не готов.

— К чему?!

— Взять за тебя ответственность. Потому не порю и не связываю. Я тоже боюсь. Раз ты мне не доверяешь полностью, не стоит начинать. Так что пока ванильный секс. Но ты сверху.

— Вот еще!

— Мне нравится на тебя смотреть.

— Но я…

— Иди сюда. — Его руки уже раздевают меня. — Ты все время заслоняешься от меня щитом. Если бы доверяла, то не боялась показать свои эмоции. Чего ты боишься, что мне что‑то не понравится? Даже если так, ты самодостаточна и как женщина тоже. Раскройся, не бойся показать свои истинные чувства и эмоции. Знаешь, что обижает мужчин больше всего? То, что женщины имитируют оргазм. Не имитируй чувства, навязанные тебе какими‑то идеалами или правилами, показывай те, что испытываешь в действительности.

И вдруг…

— Ты хочешь меня?

Он прав, почему бы не сказать честно? Почему мы так часто скрываем свои настоящие желания из ложного стыда или такой же ложной гордости?

— Да, очень.

— Но чтобы я тебя выпорол или подвесил вниз головой, в действительности не хочешь?

Я не могу врать любимым глазам.

— Нет. Пока нет.

— Вот так честней. Я подожду. Только не скрывай своих желаний… ты сверху!

— Ларс…

— Да что же это такое?!

Преступники чаще всего попадаются на ерунде. Можно просчитать все, идеально подготовить самое заковыристое преступление, грабеж, убийство, но предусмотреть все мелочи невозможно. В самое подготовленное и организованное преступление может вкрасться мелочь, которая ускользнет от внимания преступника, но бросится в глаза другому, совсем необязательно следователю, иногда случайному лицу.

Позвонил Магнус:

— Ларс, есть разговор…

— Заходи, сосед, я у Линн.

Вид у Магнуса не слишком веселый.

— Что случилось?

Я предложила кофе, он только кивнул.

— Тут такое дело… Я, кажется, нашел комп, с которого в Сеть забросили снафф‑видео.

Мы замерли — сообщение более чем серьезное.

— Ты… уверен?

— Да. Хуже всего, что этот комп… он в твоем замке, Ларс.

Я замерла с открытым ртом, а Ларс, с трудом проглотив вставший в горле ком, переспросил:

— Что?!

Магнус взял у меня из рук чашку с кофе, отхлебнул, зачем‑то взъерошил волосы и кивнул:

— Этот комп у тебя в замке. Кто‑то с твоей линии выкладывал. У тебя там WiFi?

— Да, конечно.

— Значит, все верно, твоим роутером пользуются несколько компьютеров. Ищи среди своих, Ларс.

— Петер, ты у причала? — Ларс уже вызвал капитана яхты. — Ты с нами? — это Магнусу.

Тот кивнул:

— Да, посмотрю на месте.

В замке только Жан, Мари и Свен, всем троим Ларс верит как себе. Свен воспитывал его еще во времена, когда был жив дед Ларса, потом заменил деда. Подозревать Свена все равно, что подозревать, например, мою бабушку.

Жан и Мари… не знаю, о них я не знаю ничего, но Ларс знает их хорошо. Если оставил меня под присмотром Жана в замке, значит, доверяет. И Мари доверил Бритт. Мари имела возможность укокошить Бритт, когда та лежала без памяти в госпитале, чтобы подруга не сказала лишнего, но ведь ничего плохого не случилось. Нет, Мари не может быть замешана ни в каких преступлениях, она не похожа на преступницу.

А кто похож?

Разве была похожа Инга? Или резвая толстушка Хильда? В Хильде было что‑то подозрительное, а вот в слепоту Инги верили все.

На яхте, стоя, как когда‑то под курткой Ларса, прижавшись к нему всем телом, я вдруг начала размышлять:

— Знаешь, что мне не дает покоя?

— Лишние полкилограмма на бедрах? — он пытался шутить, отчаянно не веря услышанному от Магнуса.

— Ларс, куда девалась Инга? Куда‑то же она должна была уехать с острова?

— Их с Торстеном объявили в розыск, но бесполезно. Думаю, они убиты, Линн, как бы это печально ни звучало.

— Я не рассказывала, Торстен встречал катер на причале, но потом исчез. И Ингу в доме я тоже не видела. А вот Бой остался где‑то рядом. Кажется, будто они ушли, а собаку бросили.

Он вздыхает:

— Не знаю, теперь уже ничего не поймешь, дом сгорел…

Я представляла, каково Ларсу. Сначала ужас от того, что Хильда и Бритт могут находиться в его квартире в «Квартале жаворонков», потом известие о том, что Мартин убийца и причастен ко многим делам банды…