Ночь внезапно коснулась окон. Матильда по-прежнему недвижимо сидела в кресле. Она пыталась представить, о чем думал ее муж перед смертью. Что он видел? Возможно, вспышку света. Океан. Он всегда любил океан. Она надеялась, он увидел ее лицо, юное лицо рядом с собой.

Сэмюель взял ее под одну руку, сестра Лотто – под другую, и они вдвоем отнесли Матильду в постель, которая все еще пахла Лотто. Матильда уткнулась лицом в его подушку. Легла. Все ее тело сжалось, точно один большой кулак.

2

МАТИЛЬДА БЫЛА ЗНАКОМА С ГОРЕМ.

Старый знакомый волк снова подкрался к ее дому.

У нее сохранилась всего одна детская фотография.

Тогда ее звали Аурелия. У нее были пухлые щечки и золотистые локоны. Она была единственным ребенком в большой семье Бретонов. Челка, заколочки, кружевные воротнички и носки до колен. Дедушка и бабушка угощали ее печеньем, ситром и карамелью с привкусом морской соли. На кухне созревали пухлые круги сыра камамбер – его запах мог с непривычки сбить с ног любого вошедшего на кухню.

Ее мать торговала рыбой в Нанте. Она вставала до рассвета и уезжала в город, а возвращалась в разгар утра с руками, потрескавшимися и покрытыми сверкающей чешуей, холодными из-за постоянной работы со льдом. У нее было тонкое, красивое лицо, но совершенно не было образования. Муж увлек ее своей кожаной курткой, наглостью и мотоциклом. Не очень большая цена за целую жизнь, но в то время и ее оказалось достаточно.

Отец Аурелии был каменщиком и жил в Нотр-Дам-де-Ланде, в том же доме, в котором до него жили двенадцать поколений его семьи. Аурелия была зачата во время революции 1968 года. Ее родителей трудно было назвать радикалами, но царящая в тот момент атмосфера всеобщего восторга пробуждала в людях животное начало.

Когда скрывать беременность было уже невозможно, они поженились. В волосах ее матери были цветы апельсина, а в холодильнике – кусок кокосового торта. Отец Аурелии был немногословен и мало что любил. Он любил работать с камнем, любил вино, которое делал в собственном гараже, гончую по кличке Бибиче, мать, которая выжила во Вторую мировую, продавая из-под полы кровяные сосиски. А еще свою дочь.

Но когда Аурелии исполнилось три, в доме появился еще один ребенок. Капризное и орущее существо. И, вопреки всему, над этой сморщенной репкой в одеяле все ворковали. Аурелия наблюдала за этим из– под стула и сгорала от злости. Когда у него начались колики, дом побурел от рвоты. Мать Аурелии была совершенно выбита из сил и с трудом передвигалась по дому. Четыре тетушки, пропахшие маслом, прибыли на помощь. Их брат пытался показать им свой виноградник, но они только и делали, что злобно сплетничали, а однажды выгнали Бибиче из дома метлой.

Когда малыш начал ползать, он тут же стал влезать куда ни попадя, и отец вынужден был сделать калитку на верхних ступенях лестницы. И пока дети спали, мать Аурелии часами рыдала в постели. Она так устала. Она вся пропахла рыбой.

Больше всего младенцу нравилось забираться в кроватку Аурелии, сосать палец и путать ее волосы. При этом сопли у него в носу булькали так, что можно было подумать, будто он мурлычет. Среди ночи она медленно подталкивала его к краю и, когда он засыпал, сталкивала вниз, он падал на пол, просыпался и визжал. Она открывала глаза как раз в тот момент, когда мать вбегала в комнату, подхватывала малыша своими опухшими руками и, шепча что-то успокаивающее, уносила в кроватку.

КОГДА ДЕВОЧКЕ БЫЛО ЧЕТЫРЕ, а ее младшему брату – год, их семья отправилась к бабушке на ужин.

Этот дом веками принадлежал предкам бабушки и перешел к ней, после того как она вышла замуж за соседского парня. Поля, до сих пор не разделенные, целиком принадлежали ей. Дом был лучше, чем тот, в котором жила семья девочки, комнаты были больше, а к главному зданию примыкала маслобойка. В молоке можно было уловить вкус навоза, разбросанного с утра. Ее бабушка была очень похожа на сына – крепко сбитая, сильная и куда более высокая, чем многие мужчины. Уголки ее рта опустились, образовав буковку «л». Колени у нее были точно высеченные из гранита, и она очень любила громко смеяться после каждой рассказанной шутки, подчеркивая тем самым свое чувство юмора.

Малыша уложили спать в кровати бабушки, а вся семья отправилась на пикник под дубом. Аурелия сидела на горшке на первом этаже и слушала, как ее брат наверху носится по комнате и кукарекает.

Натянув штанишки, она медленно поднялась наверх, на ходу собирая пальцами пушистую серую пыль, скопившуюся на лестнице между перилами.

Она остановилась в потоке медового света, вслушиваясь в то, как он поет за дверью и лупит ногами по изголовью кровати. Представила, как он делает это, и улыбнулась. Открыла дверь. Он тут же спрыгнул с кровати, подковылял к ней и попытался схватить, но она отстранилась, оттолкнув его липкие руки.

Посасывая палец, девочка проследила за тем, как он опасно качнулся вперед. Все еще улыбаясь и балансируя на краю, брат вскинул растопыренную, как ромашка, ручонку.

А затем упал.

КОГДА РОДИТЕЛИ АУРЕЛИИ вернулись из больницы, лица у них обоих были серые. Малыш сломал шею. Врачи ничего не могли с этим поделать.

Мама хотела забрать Аурелию домой. Было поздно, и лицо девочки опухло от рыданий, но отец твердо сказал «нет». Он не мог даже смотреть на нее, хотя она цеплялась за его колени и дергала за джинсы, пропитавшиеся потом и каменной пылью.

После того как малыш упал, кто-то стащил Аурелию вниз с лестницы, так больно сжимая при этом ее руку, что на коже вспухли синяки. Она показывала их родителям, но те не хотели смотреть.

Между ними зависло нечто невидимое и невыносимо тяжелое. В них не осталось сил вынести еще хоть что-то, и уж тем более – собственную дочь.

– Оставим ее здесь на одну ночь, – сказала мать.

Ее печальное лицо с яблочно-румяными щеками и великолепными бровями приблизилось, она поцеловала девочку, а затем отстранилось. Ее отец трижды хлопнул дверью хэтчбека. Они уехали. Бибиче проследила из заднего окна.

Задние фары их машины мигнули в темноте и исчезли.

Утром Аурелия проснулась в доме дедушки и бабушки. Бабушка внизу делала блинчики. Девочка аккуратно умылась. Она ждала все утро, но родители все не возвращались и не возвращались…

Тот поцелуй в лоб стал ее последним воспоминанием о матери и ее запахе [Аромат Arpège от Lanvin, смесь мускуса и селедки.] Шершавая поверхность отцовских джинсов, за которые она схватилась, когда он уходил, стала последним воспоминанием о прикосновении к нему.

Примерно после пятого вопроса дедушке и бабушке о том, где ее родители, ей перестали отвечать.

После ночи у двери в ожидании, когда вернутся родители, в маленькой Аурелии родилась большая злоба. Чтобы дать ей выход, она билась и кричала, разбила зеркало в ванной, расколотила все стаканы в кухне, один за другим, ударила кошку, выбежала в ночной сад и вырвала бабушкины помидоры с корнем.

Бабушка часами пыталась успокоить ее и приласкать, но в конце концов ее терпение лопнуло, и она вынуждена была привязать Аурелию к кровати веревками для занавесок – древними, на замочках.