А ведь он вполне мог… И я сказал:

– Я хочу на ней жениться. Уже сделал предложение.

– А она? – деловито спросил Радаев.

– А она не говорит ни «да», ни «нет». Думает.

– Молодо-зелено… – Улыбка полковника была почти человеческой. – Поверьте человеку вдвое старше вас: в большинстве случаев девушка говорит «нет» сразу. А вот когда не говорит ни «да», ни «нет», в большинстве случаев следует «да». Ну, что… Женитьба, законный брак – дело хорошее. Но в вашем случае есть свои нюансы. Вы ведь прекрасно понимаете, что не можете жениться на немецкой гражданке Линде Белофф. Но можете жениться на военнослужащей Красной армии, советской эстонке русского происхождения Линде Беловой. Так?

– Да, – сказал я.

– Так вот. У вас есть один-единственный шанс выйти отсюда избавленным от всяких претензий к… – он произнес подчеркнуто весомо, – военнослужащей Красной армии Линде Беловой, которая останется таковой и далее. Шанс этот – рассказать все начиная со встречи у моста. У вас просто нет выбора.

Я понимал, что он и в самом деле не стращает – он загнал меня в угол… меня и Линду. И стал рассказывать – подробно, но без не нужного многословия, самое существенное. У меня был большой опыт – так я докладывал начальству после той или иной операции…

– Вот и все… – сказал я, закурив.

– Ну что же, – сказал Радаев. – Приятно знать, что в этой старой лысой башке еще остались мозги. Все же я неплохо реконструировал события, а? А теперь – чисто деловой разговор. Есть два важных обстоятельства: ее способности и то, что они трижды принесли нам немалую пользу. Я вам предлагаю сделку, майор. Мы в нашей практике не так уж редко идем на сделки с разоблаченными вражескими агентами, а сейчас все облегчается тем, что передо мной – свои. Что я могу предложить? Гарантирую, что после окончания войны каких бы то ни было мер против Беловой принято не будет. Тихонько демобилизуем, и все. Более того. Гарантирую советский паспорт, по всем правилам выданный в Эстонской ССР, – вы ведь, мне точно известно, знаете об указе на этот счет, который вскоре будет опубликован. – Он раскрыл свою папку и вынул другую, тощенькую, в бумажной обложке с крупной печатной надписью готическим шрифтом. – Личное дело из Шпайтена. Официального следствия не велось, оно не проходило через нашу систему делопроизводства, нигде не зарегистрировано и как бы не существует. Я вам его отдам, а вы его швырнете в печку. У нее остались немецкие документы? (Я кивнул.) Их тоже в печку. Линда Белофф перестанет существовать, останется только Линда Белова. Справку из Таллина я уничтожу сам. Она тоже нигде не зарегистрирована, и проверять никто не будет.

– Позвольте уж и мне, – неожиданно заговорил комдив. – Я, со своей стороны, намерен в самом скором времени наградить рядового Белову орденом Славы третьей степени. Право же, заслужила. Столько жизней спасла… в том числе и нас с вами, полковник. И не только в спасенных жизнях дело, там все сложнее и значительнее, вы сами понимаете, товарищи офицеры… Полковник, вы хотите возразить?

– Нет, что вы, товарищ генерал. Пожалуй, и заслужила… Я только подумал: какую формулировку вписать в наградной лист? В статуте ордена их много, но все четкие…

Комдив усмехнулся:

– В том числе и такая: «Находясь в разведке, добыл ценные сведения о противнике». По-моему, для данного случая подходит.

– Пожалуй… – протянул Радаев. – Ну, вот видите, майор, еще и орден, самый почетный солдатский…

– А что взамен? – спросил я напрямик. – Коли уж у нас, вы сами сказали, сделка…

– Ничего особенно сложного или трудного, – почти моментально ответил Радаев. – Видите ли… Я согласен, она спасла немало жизней, причем этим все не исчерпывается. Но по большому счету это была чистейшей воды художественная самодеятельность. В двух случаях из трех – дело случая. С вашими разведчиками она могла и не встретиться в коридоре, в ратушу вы с ней могли и не заехать. Согласны с такими формулиров– ками?

– Пожалуй, – сказал я искренне.

– Рад, что вы понимаете… Предложение у меня простое. Она по-прежнему будет находиться при вас. Лучше всего определить ее в ваш разведвзвод. У вас ведь некомплект?

– Еще какой, – сказал я.

– Ну вот. В красноармейской книжке напишут «переводчица». Это не вполне по правилам, но именно что «не вполне», никаким писаным параграфам не противоречит. Ну а заниматься она будет исключительно тем, что с помощью своих способностей станет выполнять мои задания. – Он скупо улыбнулся. – Честно говоря, я и сам пока не знаю какие, но не сомневаюсь, что задания для нее найдутся. Конец войны, можно сказать, на пороге, но кончится она не сегодня и не завтра. Жуков и Конев вот-вот окружат берлинскую группировку и блокируют Берлин. Но это опять-таки не конец – будет нелегкий штурм. Ну а конкретно наши заботы… На том кусочке Германии, что еще у немцев остался, находятся их войска, и не похоже, что собираются капитулировать, так что с ними придется еще повозиться. Вот и сейчас немцы заняли оборону километрах в трех от города. А способности вашей девушки идеально подходят для разведки. Окруженцев она «увидела» за пять километров. Немецкую колонну – за десять с лишним. Так что… И для нее опасности никакой, и нет нужды рисковать людьми, посылая разведгруппы. Полагаю, у нее получится.

– Только должен предупредить, товарищ полковник, – сказал я. – Это все-таки не механизм. Я сам разбираюсь плохо, мы об этом почти не говорили, но главное я уяснил: дело очень тонкое. Успех или неудача зависят от расположения звезд и Луны, от времени суток, еще от каких-то факторов, о которых я и понятия не имею, даже от погоды и настроения…

Радаев усмехнулся:

– Ну, поддерживать у нее хорошее настроение – это всецело ваша обязанность, майор. Что до остального… Могу вас заверить: я в этом совершенно не разбираюсь, но понимаю, что дело это тонкое. И вовсе не намерен использовать ее как нерассуждающий механизм. Перед заданием я с ней обстоятельно поговорю, выясню, справится ли она с каким-то конкретным делом… – Он улыбнулся, честное слово, чуть сконфуженно. – Знал бы кто… Начальник дивизионного Смерша ставит на службу колдунью…

– Признаться, не нравится мне это слово, – сказал я. – И уж тем более «ведьма».

– А как бы вы ее назвали? – с явным интересом спросил комдив.

– Даже не знаю, – чуть растерянно ответил я. – Может, «волшебница»? Это как-то благороднее, что ли, «колдуньи» звучит.

Комдив улыбнулся:

– Ну, если верить сказкам и легендам, волшебницы тоже бывают разные – и добрые, и злые. Но «волшебница» и в самом деле звучит как-то благороднее «колдуньи». Полковник, а ведь вам есть чем гордиться. Ручаться готов, вы – единственный в мире начальник контрразведки, у которого на службе состоит волшебница.

Я давно его знал и легко определил, что он в прекрасном расположении духа. Правда, мое настроение было повыше на добрых десять баллов – кончились наши с Линдой тревоги, появилась полная определенность. Полковник Радаев был не сахар, но он никогда не врал и всегда выполнял свои обещания. Так что я не сомневался: все, что он гарантировал Линде, слу– чится.