Клыки вбрызгивали яд при каждом укусе. От яда мышцы быстро немели и отказывались слушаться. Сердце бешено заколотилось от страха. Рот наполнился едкой и вязкой слюной. В глазах поплыло.

Кровь в местах укусов сразу сворачивалась, образуя чёрно-красные бусины. Вскоре такими бусинами покрылись обе ноги и рука Марка. Он сам перестал чувствовать боль и потерял контроль над телом. Дышать стал легко и медленно. Ничего не видящие глаза уставились в небо. Струйка пенистой слюны потекла из уголка губ.

Наделав своему «пациенту» инъекций, арахна принялась за перевязку. Она легла на спину и подняла четырьмя лапами в воздух обездвиженное тело. Нижняя пара лап вытащила из круглого брюшка толстую нить паутины – настоящий шнурок, даже бельевая верёвка. Быстро перебирая лапами, арахна закрутила в воздухе тело Марка с такой скоростью, с какой космонавтов крутят в центрифуге в предполётной подготовке.

И вот, одна переломанная нога до бедра забинтована липкой паутиной. Ещё мгновение, и та же участь постигла вторую ногу. А вот рука обошлась без перевязки.

Арахна положила Марка на хвойную подстилку и коротко осмотрела. По скользнувшей улыбке на её фарфоровом лице можно было догадаться, что она довольна проделанной работой. А потом её личико снова перекосила гримаса отвращения. Она отвернулась от Марка и рванула к волокуше. Мгновение, и шкура оборотня была сорвана с полозьев.

Блэк поспешил к Марку. Его нужно было срочно положить на бок, пока пенистая слюна не потекла в горло.

– Не бойся, дружочек: она тебя подлатала. Отдохни чуток.

Марк попытался что-то сказать, но получилось только невнятное мычание. А потом его вырвало. Обильно.

– Ну ничего, это бывает. Ты главное не глотай пену. В ней ничего такого. Просто похмелье будет. Слюна токсины выводит.

Арахна тем временем занялась модернизацией волокуши. Вместо медвежьей шкуры она наплела плотный тент из серебристой паутины. А между полозьями закрепила две поперечные ветки, из-за чего тент сильно натянулся и не провис мешком.

– Спасибо тебе, красавица, – сказал Блэк, оценив труды арахны. – Только чем бы тебе отплатить?

Арахна всеми шестью глазами уставилась на Марка и обнажила два верхних клыка.

– А, ну пожалуйста! – с фирменной улыбочкой сказал Блэк и быстро попятился в сторону.

Паучиха с руками и лицом милой девушки подползла близко к своему пациенту. Дымка, что навалилась на его карие глаза, стала улетучиваться. Пена перестала течь из уголка губ. Лоб стал морщиться, отзываясь на возвращение чувствительности.

Арахна провела тыльной стороной ладони по губам Марка. И он это почувствовал. Она подвинула его в сторону, подальше от дымящейся лужи блевотины, и он был ей за это благодарен. Она склонилась над ним, и он увидел её лицо: очень милое, несмотря на шесть разноцветных глаз. И когда она его поцеловала, он хотел ответить ей встречным движением губ, но понял, что ещё парализован.

Арахна беззвучно убежала в чащу леса. Марк только раз заметил её брюшко между вековыми елями. И почувствовал, наконец, след от поцелуя. Подозрительно знакомый.

4

Чудесного исцеления не произошло. Марк по-прежнему чувствовал нестерпимую боль в ногах, когда подпрыгивал на кочках. Больше того, к боли прибавился ещё и зуд – каждая бусинка запёкшейся крови чесалась так, как будто блохи ползали поверх комариных укусов. Да это полбеды: каждая рана зудила внутри. Нестерпимо зудила.

Абгрейд волокуше пошел на пользу. Марк больше не болтался в мешке, раскачиваясь как вымя у дойной коровы. Он был буквально приклеен к плотно натянутой паутине. И это принесло большой комфорт. К тому же: в таком положении его ноги могли правильно срастись, что было никак не возможно в мешке. При том, отклеиться от паутины, при желании, было не сложно. Главное не паниковать и не дёргаться, а отрываться плавно, как отклеиваешь скотч от картонной коробки.

Марк озадаченно изучал кроваво-чёрные бусинки на правой руке – места укусов. Они зудили намного меньше, возможно потому, что не были завёрнуты в кокон из паутины. И укусы оказывали анестезию, благодаря которой можно было шевелить пальцами руки. Марк, почему-то, был убеждён, что пальцами нужно шевелить – разрабатывать, дабы поскорее ввести в эксплуатацию.

– Ты мне всё таки объясни, – попросил Марк, – что она там такого со мной сделала? Третью ночь от её нежных поцелуев отхожу.

– Да ничего особенного, – пыхтя, ответил Блэк, ему всё труднее становилось тащить тушу напарника. – Ввела тебе свой яд. В разумных дозах. Не чтобы переварить, а чтобы помочь твоим костям срастись быстро и правильно.

– Она что, на хирурга училась?

– Арахна? Не-е-ет! Это у них коллективный разум. Даже не пытайся понять. Скажу так: мы тысячи умов, сливающихся в общество. А они – один ум, управляющий отдельными пустыми головами. Вот их сообщество знает, как такие различные травмы лечить. Хотя, чего там знать – кусай где болит, замотай где сломано.

– И что, они всем больным помогаю? За поцелуи невинные?

– Э-э не-е-е! Ей кто-то приказал это сделать. Скорее всего – их паучье сообщество. Может в благодарность за избавление от оборотня: наверняка он их собратьев покушивал.

– А не далековато ли мы от их сообщества? Скоро месяц, как мы с оборотнем тем свиделись.

– Не говори о том, чего не понимаешь. Они весь лес населяют. И все они – единый разум. Что знает арахна на одном концу леса, то видит другая на втором. Что болит у одной арахны, то болит у всех её сородичей, где бы они ни были. И если пожирают живьём одну арахну, кричит от боли и ужаса весь их род.

– Да уж, весёлая семейка. Погоди, это что выходит: меня всё их поучье сообщество в лице этой куколки поцеловало?

– Выходит так.

Марк немного позеленел от услышанного. Теперь, когда он почти забыл милое, кукольное личико с треугольным носиком, этот поцелуй ему казался прикосновением к Вселенской клоаке. А тут выясняется, что тем поцелуем насладилась целая стая Вселенских клоак.

– «Какая гадость! – думал Марк. – Хорошо, что я проблевался перед этим. Надеюсь сей привкус они тоже распробовали».

Мимо проплывали золотые берёзки. Кое-где встречались невысокие дубы с широкими стволами – казалось и десятку человек не обхватить такое основание деревца. Сквозь хвойную постилку стала пробиваться знакомая бурая трава. Изредка появлялись цветочные полянки, на которых густо росли