«Она думает, что я — Анна Болейн!»

— Это Кэтрин, ваше величество. Она придумала вам чудесные наряды.

— Кэтрин? Кэтрин Эшли? Моя самая добрая подруга! Где ты пропадала? У меня болит горло. Приготовь мне ячменный отвар.

Кэтрин поклонилась.

— Сию минуту, ваше величество.

Она бросилась на кухню и распорядилась насчет отвара. Сама присела на табурет и принялась ждать. Только сейчас до нее стало доходить, что королева тоже смертный человек. Фасад, который лепили фрейлины, упаковывая королеву в платья, водружая на нее парики, накладывая грим, а потом еще и выводя ее на люди под руки, как куклу, — этот фасад был полнейшей фикцией. Королева Елизавета находилась на пороге смерти.

К тому времени, когда Кэтрин принесла отвар, Елизавета уже сидела, одетая в черное платье. Казалось, что каким-то странным образом парик на голове и наложенный грим помогли королеве прийти в себя. Каркающим голосом она отдавала приказы леди Хантингдон и леди Редклиф.

Филаделфия глубоко вздохнула с облегчением.

— Нам удалось удержать ее еще на один день… Можно сказать, на целый месяц. Завтра наступает март. — Она передала Кэтрин ручное зеркало. — Унеси его отсюда.

Статс-секретарь Роберт Сесил пришел к выводу, что решающий момент настал. Бросая вызов львице в ее логове, если точнее, в ее спальне, он приступил к щекотливой теме:

— Ваше величество, мой долг поставить перед вами вопрос: согласны ли вы, чтобы король Шотландии наследовал вам в качестве монарха?

Елизавета зло сощурила глаза.

— Мы отказываемся обсуждать эту тему, лилипут!

Сесил поклонился и вышел вон. Потом наедине предупредил Филаделфию:

— Постоянно держите меня в курсе состояния ее здоровья. Завтра я приду снова.

— Она совсем перестала спать. Доктор является каждый день, но королева отказывается принимать лекарства из-за опухшего горла. Ест меньше птички, но постоянно испытывает жажду.

Сесил кивнул в знак понимания и приказал:

— Держите ее в чистоте и обеспечьте комфорт.

Этим же днем, позже, королеву проведал один из ее крестников, сэр Джон Харрингтон, который вознамерился почитать ей модные вирши своего собственного сочинения.

Елизавета осталась равнодушной.

— Когда чувствуешь, что время утекает, как песок сквозь пальцы, эти глупости перестают радовать.

На следующий день приехал Роберт Кери, и Филаделфия повела его к королеве, надеясь, что он сумеет развлечь ее. Она отказывалась есть, только маленькими глотками пила розовую воду.

— Робин[16], мне так плохо!

В эту ночь перед сном Елизавета отказалась раздеться и легла в чем была. Наутро фрейлины поняли, что ей отказал язык. Вечером Филаделфия нашла ее лежащей на полу. Вместе с леди Хантингдон и Мэри Редклиф они насильно раздели ее и перенесли в королевскую постель. Перепачканную одежду, которую королева не меняла в течение последних пятидесяти часов, унесла Кэтрин.

Утром, как всегда, появился Сесил. В присутствии Филаделфии, стоявшей сбоку от него, он снова задал вопрос королеве:

— Вы согласны, чтобы король Шотландии наследовал вам в качестве монарха?

После минутного молчания Сесил пронзительно посмотрел Филаделфии в глаза.

— Королева кивнула в знак согласия.

Филаделфия Скроуп не выказала возражений. Тогда Сесил удалился.

С этого момента Сесил, Филаделфия и Роберт Кери начали свои бдения у смертного одра. В спальню шеренгой вошли проститься члены Королевского совета. После них Елизавету могли видеть только врач и архиепископ Уитгифт. Фрейлины признались, что они не в силах переносить ее жалостное состояние. Из них лишь одна Филаделфия оставалась возле умирающей.

Двадцать четвертого марта в два часа ночи Елизавета Тюдор вздохнула в последний раз и скончалась.

Филаделфия вышла в переднюю и толчком разбудила брата. Ни слова не говоря, она протянула Роберту изящный медальон, который Елизавета всю жизнь носила на груди.

Словно не веря своим глазам, он уставился на вещицу, потом поцеловал сестру.

Вскоре Роберт уже скакал в Шотландию.

В течение часа прибыл Сесил, который потребовал, чтобы никто не покидал дворец без письменного разрешения.

В семь утра члены Королевского совета отправились в Уайтхолл на совещание, чтобы подготовить воззвание о восшествии на английский престол Якова Стюарта.

В десять утра в Уайтхолле Сесил огласил воззвание, в котором Яков Стюарт был провозглашен монархом.

Вечером зажглись огни салютов и зазвонили колокола в церквах, приветствуя восхождение на престол нового короля, и в воздухе, родилось некое тревожное ожидание наступления нового этапа английской истории.

В полночь тело Елизаветы, облаченное в саван, погрузили на королевскую барку и по Темзе доставили во дворец Уайтхолл, где стали готовить к прощальной церемонии.

На следующий день Филаделфия пришла к Изобел.

— Мне кажется, нужно сделать добрый жест. Пусть каждая фрейлина выберет и возьмет себе одно из платьев Елизаветы. Уверена, королеве это было бы приятно.

— Как вы можете предлагать такое? — поразилась Изобел. — Это будет осквернением ее памяти!

— Нет, Изобел, это практичный способ отблагодарить ее многочисленных фрейлин, служивших ей верой и правдой. Как только прибудет новая королева, весь гардероб перейдет к ней. Вы это понимаете?

Изобел широко открыла глаза.

— Откровенно говоря, даже в мыслях не было. Твоя идея прекрасна, только большинство королевских нарядов расшито камнями.

— Полудрагоценными камнями, матушка, — встряла Кэтрин. — Горным хрусталем, черным янтарем, гранатами и красным халцедоном. На них нет ни алмазов, ни рубинов, ни изумрудов, ни настоящего жемчуга.

— Придворные уже начали думать, во что одеться на коронацию Якова. Получив королевское платье в подарок, фрейлины сэкономят большие деньги на этот случай, — особо отметила Филаделфия.

— Коронация? — ужаснулась Изобел. — Ее величество еще не погребли. Как люди могут быть такими бессердечными? Весь двор в трауре. Я не сниму траура до конца моих дней.

Филаделфия жалобно посмотрела на Кэтрин, но решила проявить максимум терпения.

— У меня пропасть дел. Нужно перевезти двор из Ричмонда обратно в Уайтхолл. Спасибо, Изобел, что согласилась одарить фрейлин ее платьями. Сейчас Елизавета смотрит на тебя с небес и радуется.

Чем дальше Роберт Кери продвигался на север, тем погода становилась хуже и хуже. А перед самым постоялым двором, на котором ждала свежая лошадь, жеребец под ним поскользнулся на обледеневшей дороге и выкинул его из седла. С трудом поднявшись, Роберт ощупал быстро опухавшую ногу.