Позже, когда они оба заснули, ему приснилось море, сверкающее на солнце бесчисленными сапфирами, волны, роняющие белую пену, как слезы, а из глубин, где должна властвовать тишина, доносилась победная музыка, от которой учащается пульс и укрепляется дух.

Он пошел на звуки, пытаясь среди теней и света найти их источник. Золотистый песок под его ногами был усеян драгоценными камнями, будто чья-то щедрая рука небрежно рассыпала их, как хлебные крошки.

Окутанные голубым сиянием, возвышались башни серебряного дворца, а у его подножия распустились цветы. Музыка, все более громкая, соблазняла и манила. В волшебные звуки неотразимым зовом сирены вплелся женский голос.

Тревор увидел ее рядом с серебряным дворцом. Она сидела на синем холмике, пульсирующем, словно живое сердце, пела и приветливо улыбалась ему.

Ее волосы, черные, как ночь, окутывали ее, приоткрывая молочно-белые груди. Ее глаза, синие, как волшебный холм, искрились смехом.

Он понял, что хочет ее больше жизни, почувствовал, как это желание высасывает из него все силы, и нахлынувшая слабость привела его в бешенство. Он бы остановился, но его словно магнитом тянуло к ней.

— Дарси!

— Ты пришел за мной, Тревор? — Ее голос оплетал его магическими нитями, опутывал чарами, даже когда она не пела, а говорила. — Что ты подаришь мне?

— А что ты хочешь?

Она рассмеялась, покачала головой.

— Ты должен понять сам. — Она поманила его к себе. Драгоценные камни на ее запястье заискрились разноцветным огнем. — Так что ты мне подаришь?

Разочарование пронзило его.

— Больше, чем это, — прошептал он, касаясь браслета на ее запястье. — Столько, сколько захочешь, если это то, что тебе нужно.

Она протянула руку, повернула так, что камни снова заиграли на свету.

— Не могу сказать, что возражаю против таких подарков, но этого мало. Что еще у тебя есть?

— Я покажу тебе все города и страны, какие захочешь.

Она поморщилась, провела сверкающим гребнем по волосам.

— И это все?

— Я сделаю тебя богатой и знаменитой, — сердясь, проговорил он. — Я брошу весь чертов мир к твоим ногам. — Она зевнула. — Одежда, слуги, дома. Зависть и восхищение всех, кто тебя увидит. Ты получишь все, что попросишь.

— Этого мало. — И только сейчас он увидел слезы в ее глазах. — Неужели ты не понимаешь, что этого мало?

— Что же тогда? — Он потянулся к ней, хотел схватить за плечи, встряхнуть, заставить ответить, но поскользнулся и упал, и, падая, услышал голос, но не Дарси, а Гвен:

— Пока ты не поймешь сам, ничего не произойдет, ничего не начнется.

Судорожно дыша, с неистово бьющимся сердцем, он резко вынырнул из своего сна, но, даже прекрасно сознавая, что не спит, он слышал слабый шепот:

— Посмотри на то, что уже имеешь. Дай то, что можешь дать только ты.

— Господи! — Потрясенный до глубины души, Тревор сполз с кровати. Дарси не проснулась, только передвинулась на согретое им место.

Может, сунуть голову под кран? Тревор сделал пару шагов, но передумал, натянул джинсы и спустился вниз.

Часы на кухне показывали три часа ночи. Идеально. Он вытащил бутылку, плеснул в стакан виски.

Что с ним происходит, черт побери? Но он знал, знал. Опрокинув в себя обжигающую жидкость, Тревор отодвинул стакан. Его угораздило влюбиться! Подавив смешок, он закрыл глаза, сжал пальцами веки. Влюбиться над свежим рогаликом.

А как все было хорошо. Он держал под контролем все: влечение, привязанность, интерес, секс. Никакой опасности, никаких проблем.

Вдруг она принесла рогалики, и он влип. Брось притворяться, Маги. Ты влип с самой первой минуты. Просто последняя капля застала тебя врасплох.

Черт бы побрал эту последнюю каплю.

Он не верил, что может любить. Он искренне хотел, он старался полюбить Сильвию, и что же? Все закончилось полным крахом, и он в очередной раз убедился, что не способен на глубокие чувства к женщине.

Сначала это его беспокоило, тревожило, злило, а потом он смирился и решил, что так даже лучше. Если мужчина на что-то не способен, логично и даже продуктивно заменить это чем-то другим. У него есть работа, родители, сестра. Театр.

Ему этого было вполне достаточно. Во всяком случае, он себя в этом убедил. Да, он испытывал физическое влечение к Дарси, он хотел, чтобы она была рядом, хотел заботиться о ней и неожиданно для себя обнаружил, что она стала для него всем.

Значит, он все-таки способен любить! Его охватило сильное волнение, даже восторг, но тут же подленький страх заполз в душу, призывая к рассудительности и осторожности.

Тревор распахнул дверь, вдохнул влажную прохладу. Чтобы во всем разобраться, ему нужна ясная голова.

Магия, говорила Дарси. И в самом деле волшебная магическая ночь. Он готов был поверить, кажется, он даже смирился с тем, что магия вмешалась с самого начала. Она была в Дарси, в этом домике, в Ардморе и его окрестностях. Или это была судьба, или просто случай. Только нужно еще понять, счастливый или несчастный. Любить Дарси нелегко, а, собственно, когда он искал легких путей? Что же его ждет?

Он не хотел, чтобы у него было так, как у деда с бабкой: холодная официальность брака без страсти, без радости, без любви. Ну, уж с такой женщиной, как Дарси, холодной официальности ему опасаться не стоит.

Главное, она ему нужна, и он ее удержит. Разумеется, удержит, просто необходимо рассчитать, что, как и когда предложить, чтобы она не стала сопротивляться.

Ему вдруг снова послышались тихие слова Гвен из сновидения: Дай то, что можешь дать только ты.

Тревор мысленно отмахнулся от ее слов, захлопнул кухонную дверь. Хватит с него. Слишком много магии для одной ночи.

Когда Дарси проснулась, за окном клубился серый туман, а кровать рядом с ней была пуста. Ничего удивительного, ничего нового. Туман скоро рассеется, а Тревор обычно вскакивает до рассвета, будто робот.

Дарси пожалела, что его нет рядом и нельзя к нему прижаться. Она знала, что больше не заснет, и пыталась представить, где он сейчас и чем занят. Став любовниками, они оба недосыпали по ночам, но как-то держались, подпитываясь сексуальной энергией.

Сама Дарси чувствовала себя прекрасно.

Она встала, сняла с вешалки халат. Дарси принесла в коттедж кое-что из своей одежды и все то, что могло ей пригодиться. Они с Тревором вроде как жили вместе, хотя избегали говорить на эту тему, как не говорят о политике или религии воспитанные люди.

Он тоже держал какие-то вещи в ее квартирке над пабом на тот случай, если оставался на ночь. И хотя для нее внове было хранить свои вещи в мужском шкафу, а мужские вещи в своем, она уже привыкла к беспорядочному круговороту вещей и ночных пристанищ. «Беспорядочному», — мысленно повторила она, вставая под душ. Так они и относятся к тому, что происходит между ними.