Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И все-таки... - я покачиваю головой, не соглашаясь с ним.
– Вера Александровна, я на этом гадком свете живу уже тридцать восемь лет, из них более пятнадцати - активной адвокатской практики. Я знаю, о чем говорю. Через меня столько дел прошло. Но те, в которых были замешаны дети, оказывались наиболее тяжелыми и грязными. Нет уж, увольте, моих девочек в это болото втягивать не позволю.
- Если произошла ошибка, то… родная мама имеет право знать, - делаю слабую попытку вразумить его, достучаться до «нормального мужчины». Но тщетно.
- Насрать мне на чьи-то права и чувства, - чеканит строго, и каждое слово отбивается сталью. – Меня волнует исключительно моя семья. В пределах моего дома. Все, что вне этих границ, может смело катиться к черту.
- Ты очень категоричен, - не унимаюсь, хотя пора замолчать. В конце концов, это его дело. И хоть я стараюсь не принимать пренебрежительную фразу на свой счет, но в груди все равно неприятно царапает.
- Не отрицаю, - отводит взгляд, доставая из кармана телефон. – Если ты не против, я сделаю звонок, - набирает контакт с необычным именем «Б/у зам Славин». Если Костя вызывает заместителя, значит, разговор будет касаться работы.
- Я не буду мешать, - очнувшись, подскакиваю со скамьи.
- Вера, я не хотел… - летит мне вслед, но я врываюсь в дом и захлопываю за собой дверь.
Глава 30
Некоторое время просто стою в коридоре, пытаясь перевести дух и упорядочить мысли. Смахиваю со лба непослушные локоны, которые не держатся под лентой. Я устала ее перевязывать – кудри все равно выбиваются из прически.
Шумно выдохнув, иду на кухню, чтобы занять себя уборкой и отвлечься. Развязываю пояс, внезапно почувствовав приступ жара, но кардиган не снимаю. Я лишь раздвигаю полы впереди, пуская к телу свежий воздух.
Закатав рукава, складываю посуду, небрежно брошенную Костей, в раковину. Легко улыбаюсь, вспоминая наш ужин, и принимаюсь мыть тарелки.
Странно, но это всегда меня успокаивает. Шум воды, запах моющих средств, однотипные действия, позвякивание фарфора…
Хлопок двери. И шаги в коридоре.
Не оглядываюсь, надеясь, что Воскресенский не заметит меня или намеренно пройдет мимо. Закроется в гостевой комнате, а рано утром уедет, не прощаясь. Это стало бы лучшим исходом, но…
Шаги затихают и обрываются. А потом так же резко меняют траекторию пути и направляются ко мне. Становятся все громче и ближе. Последний раздается позади меня, и спину окутывает приятным теплом.
- Вера, я не хотел хамить тебе, - жарко летит мне в макушку. – Прости.
Широкие ладони ложатся на мои плечи, ведут вниз к согнутым локтям, сжимают их аккуратно, но настойчиво. Намекают, что сопротивление бесполезно - и я не выберусь из капкана.
- Я привыкла, - произношу как можно небрежнее. – Все в порядке, - облизнув внезапно пересохшие губы, судорожно сглатываю.
Опускаю в раковину недомытую тарелку и выключаю кран. Мокрыми руками упираюсь в столешницу.
- Убираешь? Поздно уже, - на мои кисти опускаются его ладони. Такие горячие, что под ними будто испаряется влага. - Помочь? – звучит хрипло и негромко. У самого уха, а раковины касается рваное дыхание. Кудряшки у виска взметаются от порывистого ветерка.
- Если я приму вашу помощь, Константин Юрьевич, - нервно хмыкаю, пытаясь игнорировать волну мурашек, что проносится по телу. Девятый вал, накрывающий меня с головой и погружающий в темную пучину. - Тогда Ярославе Ивановне придется попрощаться с сервизом. Мы же в итоге разобьем всю посуду.
- Не исключено, - со смешком выдает Костя, зарываясь носом в мои волосы.
Подняв правую руку, подцепляет край белой ленты – и без особых усилий стягивает ее, освобождая пышные кудри, рассыпая их по плечам. Полной грудью вдыхает аромат шампуня и брендовых ванильных духов, а затем, словно под действием алкоголя, крепче прижимается ко мне сзади.
Пользуясь тем, что он не видит моего лица, я хватаю ртом воздух и прикрываю глаза.
Щеки горят. И я сама воспламеняюсь. Но не от стыда. Биение сердца ускоряется до смертельно опасного предела, как у загнанного кролика. Кровь закипает, бешено пульсирует по венам, концентрируется внизу живота, образуя там огненную сферу. В висках стучит, а мозг плавится, растекаясь бурлящей лавой.
О нет, это не смущение. Не растерянность. Не страх. Ничего подобного.
Это давно забытое состояние, потерянное в тяжелых буднях и супружеских дрязгах. Преданное единственным мужчиной, которому я доверяла. Растоптанное, униженное им. И похороненное мной.
То чувство, которое я точно не должна испытывать по отношению к своему адвокату и по совместительству временному работодателю.
Нечто искреннее, чем возбуждение. Глубже, чем влечение. Крепче, чем мимолетная связь.
То, чем болеют исключительно женщины, пока мужчины ими пользуются.
Черт, Вера, опять влипла!
- А ведь целая неделя была на поиски профессионалок, - разворачиваюсь к Косте. С вызовом смотрю в его глаза, адски-черные, бездонные, горящие. И тону в них.
Он бесцеремонно скользит взглядом от моего лица к груди. И вниз, вдоль развязанного кардигана.
Осознав, как призывно выгляжу, я толкаюсь назад. Бедрами опираюсь о столешницу и врезаюсь пальцами в ее край, тем самым лишь сильнее открываюсь перед Костей, предоставляя ему полный обзор.
Наклонив голову, он изучает показавшийся пеньюар. Сканирует каждый сантиметр шелка. Задержавшись на бедрах, наполовину прикрытых кружевной оборкой, возвращается вверх.
- Не хочу, - строго и серьезно бросает он, не сводя с меня потемневших глаз. Наклоняется к моему лицу, носом ведет по алой щеке. - Никого, кроме тебя, - выдает убедительно и хлестко, как приговор.
- Грубо и пошло, Константин Юрьевич, - укоризненно шепчу, обдавая дыханием его напряженно стиснутые губы. И они тут же изгибаются в полуулыбке.
- Зато честно, Вера Александровна, - мужские руки забираются под кардиган и ложатся на мою талию. Обжигают кожу сквозь шелковую ткань. Цепко впиваются в бока.
Я могу прикрыться, запахнув кардиган, оттолкнуть Воскресенского и просто уйти. Но это так по-детски – бежать от своих желаний. Мы неделю пытались делать вид, что между нами ничего не происходит. Операция с треском провалилась при первой же встрече.
- Не хотите уточнить, чего хочет вторая сторона? – немного кокетничаю, отдаляя неизбежное.
Костя хорошо знаком с женской психологией и правильно читает язык тела. Именно поэтому продолжает обнимать меня. Видит, как вздымается моя