Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разумеется, — был ответ.
Через три минуты дали Брюссель. Знакомый голос четко произнес:
— Хелло!
— Леопольд! — закричал мой отец.
— Подожди, Додик, — сказал Леопольд, — я выключу телевизион…
Братья начали переписываться.
Леопольд писал, что у него есть жена Хелена, сын Романо и дочь Моник. А также пудель, которого зовут Игорь. Что у него «свое дело». Что он торгует пишущими машинками и бумагой. Что бумага дорожает, и это его вполне устраивает. Что инфляция тем не менее почти разорила его.
Свою бедность Леопольд изображал так:
«Мои дома нуждаются в ремонте. Автомобильный парк не обновлялся четыре года…»
Письма моего отца звучали куда более радужно: «…Я — литератор и режиссер. Живу в небольшой уютной квартире. (Он имел в виду свою перегороженную фанерой комнатушку.) Моя жена уехала на машине в Прибалтику. (Действительно, жена моего отца ездила на профсоюзном автобусе в Ригу за колготками.) А что такое инфляция, я даже не знаю…»
Мой отец завалил Леопольда сувенирами. Отослал ему целую флотилию деревянных ложек и мисок. Мельхиоровую копию самовара, принадлежавшего Льву Толстому. Несколько фигурок из уральских самоцветов. Юбилейное издание «Кобзаря» Шевченко размером с надгробную плиту. А также изделие под названием «Ковчежец бронзированный».
Леопольд откликнулся белоснежным носовым платком в красивой упаковке.
Затем выслал отцу трикотажную майку с надписью «Эдди Шапиро — колеса и покрышки». Мой отец не сдавался. Он позвонил знакомому инструктору горкома. Раздобыл по блату уникальный сувенир. А именно — сахарную голову килограммов на восемь. В голубой сатинированной бумаге. Этакий снаряд шестидюймового калибра. И надпись с ятями: «Торговый дом купца первой гильдии Елпидифора Фомина».
Знакомого инструктора пришлось напоить коньяком. Уникальный сувенир был выслан Леопольду.
Через два месяца — извещение на посылку. Вес — десять с половиной килограммов. Пошлина — шестьдесят восемь рублей.
Мой отец необычайно возбудился. Идя на почту, фантазировал:
«Магнитофон… Дубленка… Виски…»
— Сколько, по-твоему, весит дубленка?
— Килограмма три, — отвечал я.
— Значит, он выслал три дубленки…
Служащий главпочтамта вынес тяжелый ящик.
— Возьмем такси, — сказал отец.
Наконец мы приехали домой. Отец, нервно посмеиваясь, достал стамеску. Фанерная крышка с визгом отделилась.
— Идиот! — простонал мой отец.
В ящике мы обнаружили десять килограммов желтоватого сахарного песку…
Через восемь лет нам с матерью пришлось эмигрировать. Мы оказались в Австрии. Хозяин гостиницы Рейнхард был очень любезен по отношению к нам. Каждое утро нам подавали чай с теплыми булочками и джемом. Каждое утро хозяин неизменно спрашивал:
— Желаешь рюмку водки?..
Кроме того, он дал нам радиоприемник и электрический тостер.
По вечерам мы иногда беседовали с ним.
Я узнал, что Рейнхард перебрался из Восточного сектора на Запад. Что он — инженер-строитель. Что работа в гостинице тяготит его, хоть и приносит немалый доход…
— Ты женат? — спросил я.
— Эрика живет в Зальцбурге.
— Есть мнение, что брак на грани развода самый долговечный.
— Я уже перешел эту грань. И все-таки женат… Ты удивлен?
— Нет, — сказал я.
— Ты состоял в партии?
— Нет.
— А в молодежном союзе?
— Да. Это получилось автоматически.
— Я понимаю. Тебе нравится Запад?
— После тюрьмы мне все нравится.
— Мой отец был арестован в сороковом году. Он называл Гитлера «браун швайне».
— Он был коммунист?
— Нет. Он не был комми. И даже не был красным. Просто — образованный человек. Знал латынь… Ты знаешь латынь?
— Нет.
— И я не знаю. И мои дети не будут знать. А жаль… Я думаю, латынь и Род Стюарт несовместимы.
— Кто такой Род Стюарт?
— Шизофреник с гитарой. Желаешь рюмку водки?
— Давай.
— Я принесу сэндвичи.
— Это лишнее.
— Ты прав…
Из Вены я написал Леопольду. Мой дядя позвонил в гостиницу. Сказал, что прилетит в конце недели. Точнее — в субботу. Остановится в «Колизеуме». Просит меня в субботу не завтракать.
— Я угощу тебя в хорошем ресторане, — сказал он…
Рано утром я сидел в холле «Колизеума». Выглядела эта гостиница куда шикарнее нашей. По залу разгуливали изысканные собаки. Гардеробщик был похож на киноактера.
Ровно в одиннадцать спустился дядя. Я сразу узнал его. Леопольд был так похож на моего отца — высокий, элегантный, с красивыми искусственными зубами. Рядом шла моложавая женщина.
Я знал, что должен обнять этого, в сущности, незнакомого человека.
Мы обнялись. Я поцеловал Хелене руку, в которой она держала зонтик.
— До чего ты огромный! — закричал Леопольд. — А где мама?
— Она нездорова.
— Как жаль! Я видел ее фотографии. Ты очень похож на мать.
Я протянул ему сверток. Там была икра, деревянные матрешки и холщовая скатерть.
— Спасибо! Мы оставим вещи у портье. Я тоже имею подарки для вас… А сейчас мы пойдем в ресторан. Ты любишь рестораны?
— Как-то не задумывался.
— Там приятная музыка, красивые женщины…
Мы шли по направлению к центру. Леопольд говорил, не умолкая.
Хелена молча улыбалась.
— Посмотри, сколько машин! Ты когда-нибудь видел заграничные машины?
— В Ленинграде много туристов…
— Вена — маленький город. Да и Брюссель тоже. В Америке машин гораздо больше. А какие там магазины! В Ленинграде есть большие магазины?
— Магазины-то есть, — говорю.
— Какой же ты огромный! Тебя, наверное, любят женщины?
— Это скоро выяснится.
— Я понимаю. Твоя жена в Америке. Мы посетили ее в Риме. У нее был пластик вместо сумочки. Я подарил ей хорошую сумку за шестьдесят долларов… Стоп! Здесь мы позавтракаем. По-моему, это хороший ресторан.
Мы вошли, разделись, сели у окна.
Заиграла негромкая музыка общего типа. Красивых женщин я что-то не заметил.
— Заказывай все, что хочешь, — предложил Леопольд, — может быть, стейк или дичь?
— Мне все равно. На ваше усмотрение.