Первый более-менее крупный парусный барк мы обнаружили лишь на третий день похода. Корабль носил гордое имя «Triumph» («Триумф»), и шел он с грузом солонины из Абердина в Дюнкерк. Получателем груза был королевский флот. Так что содержимое трюмов смело можно было считать военным грузом. После осмотра солонины судовым врачом бочки перегрузили на «Смольный», и точно так же поступили с найденными там лимонами. Сам же барк отправили в датский порт с призовой командой.

– Ну вот, лиха беда начало, – сказал я великому князю. – Немного прочешем воды, прилегающие к Ньюкаслу, а потом отправимся на север.

Следующей нашей жертвой стал военный транспорт «Cachalot», который вез в Гавр несколько сотен комплектов зимнего обмундирования для королевской армии. Скорее всего, груз этот был предназначен для британских войск, находящихся в районе Варны. Ну что ж, пусть «томми» немного померзнут на холодном ветру.

Правда, «Cachalot» попытался оказать нам сопротивление. Четыре небольшие пушечки, стоявшие на верхней палубе транспорта, выстрелили по «Бойкому», но ядра до корвета даже не долетели. Для острастки пришлось дать короткую очередь из АК-630М. Несколько тридцатимиллиметровых снарядов разорвались на палубе британского корабля, после чего он поспешил спустить флаг.

А вот с попавшимся нам навстречу вооруженным британским пароходом, имя которого нам так и не удалось установить, пришлось вступить в настоящий морской бой. Он пытался добросить до «Бойкого» тяжелые бомбы, выпущенные из стоявшего у него на баке пексановского орудия. Командир этого парохода, несомненно, был храбрым моряком, а вот артиллеристы его стреляли из рук вон плохо.

Несколько осколочно-фугасных снарядов из 100-миллиметровки «Бойкого» разрушили на нем паровую машину. Пароход потерял ход, загорелся, а минут через десять взлетел на воздух. Посланная на место гибели вражеского корабля шлюпка обнаружила лишь несколько трупов и обломки рангоута.

Вскоре после этого наша мини-эскадра обнаружила на траверзе Абердина военный транспорт «Dirk». Он вез во Францию батальон «гордонов» – шотландских пехотинцев. Я понял, что этих упертых парней придется топить всерьез. Они вряд ли поднимут руки и покорно отправятся в плен.

К сожалению, я оказался прав. Рослые мужики в смешных килтах не только не собирались сдаваться, но и не дали сделать это команде транспорта, которая, как я впоследствии узнал, отнюдь не собиралась умирать во славу королевы Виктории.

На предложения сдаться, переданные с помощью громкоговорящей установки, «гордоны», повернувшись к нам задом, задирали свои килты, под которыми, как это было у них принято, не было исподнего. Несколько совершенно отмороженных шотландцев стали палить по нам и «Смольному» из ружей…

Безумству храбрых поем мы песню, но нас вид голых шотландских задниц не привлекает, все-таки мы не европейцы из двадцать первого века. Пришлось положить конец этому «эксгибиционизму». Пораженный несколькими пудовыми снарядами из орудия «Бойкого», транспорт стал медленно погружаться в море. Вскоре мачты его скрылись под водой, а море вокруг места гибели военного транспорта было сплошь усеяно людскими телами в красных мундирах и клетчатых юбках.

«Смольный» и «Бойкий» спустили шлюпки и попытались спасти хоть кого-то из экипажа транспорта и «гордонов». Таковых счастливцев оказалось немного. Великий князь Константин, наблюдая за этим побоищем, попытался было опять завести «старые песни о главном» – взывать к нашему человеколюбию и гуманности. Пришлось еще раз объяснить ему, что мы отправились не на рыцарский турнир, а на войну, где свои законы, и основной из них: «Убей врага своего!» Потому что если ты не убьешь его, то он убьет тебя, либо твоих друзей и близких.

Так, топя и громя всех встречных и поперечных, мы шли на север. После двух дней охоты у нас на балансе имелось три потопленных и шесть захваченных кораблей. Первые два приза мы отправили в Данию своим ходом, а вот в качестве эскорта для тех, которые захватили на траверзе Эдинбурга и Абердина, мы вызвали два парохода из Скагеррака, которые заодно привезли нам шесть призовых команд вместо тех, которые доставят наши трофеи в Данию. С ними мы отправили пленных – военных моряков, а также немногих выживших «гордонов». Экипажи же прочих кораблей мы высадили на негостеприимный шотландский берег к северу от Абердина. Чтобы другие два раза подумали, прежде чем выходить в море…

А призы и их грузы будут официально выставлены на торги и проданы с аукциона. Свою долю получат датчане, а остальное будет поделено между российской казной и экипажами наших кораблей. Да, если дела пойдут так же успешно, как они шли до сих пор, то к концу нашей экспедиции мы все станем настоящими богачами!

23 октября (4 ноября) 1854 года.

Балтийское море, борт парохода «Славяночка»

Катберт Алла Ивановна, сестра милосердия

Крестовоздвиженской общины

Раннее утро, мелкий дождь вперемешку с угольной пылью, промозглый ветер, серое небо… До свидания, Петербург, город, в который я влюбилась, похоже, навсегда… Еще вчера было солнечно и довольно-таки тепло, ну прямо как в Саванне в январе. А сегодня такое впечатление, что город заплакал от того, что расстается с нами, пусть на время.

Меня провожают мама, Джимми, доктор Лена и несколько других друзей, а также сама великая княгиня Елена Павловна, глава нашей Общины. Папы, понятно, нет – он сейчас в госпитале на Елагином острове, куда его доставили из Копенгагена позавчера вечером. Лена сама его осмотрела и сказала мне, что бояться нечего, и что к моему возвращению его уже выпишут из госпиталя, разумеется, с обеими ногами. Кстати, Лена поселила маму и Джимми у себя в особнячке, сказав, что места у нее много, а с моим отъездом ей иначе будет скучно.

И если родителям и раньше нравилась Россия, то теперь они относятся к моей новой родине с обожанием. Маму и Джимми, по моей просьбе, будет обучать русскому языку все та же Лариса. Кроме того, мама захотела выучиться на сестру милосердия, решив принести хоть какую-нибудь пользу нашей больнице. Но увы, Лена ей сказала, что сначала нужно научиться говорить по-русски, познакомиться с основами химии и биологии – ведь то, чему ее когда-то учили на курсах в Чарльстоне, мама уже успела благополучно позабыть, да и уровень у них был пониже, чем у нас в Саванне. Да и то, чему учили у нас на курсах, по сравнению с русскими школами – вообще детский лепет. Мама обещает сегодня же взяться за учебники, по которым совсем еще недавно училась я. А Джимми станет преподавать вместо меня английский. Не удивлюсь, кстати, если он в процессе познакомится с кем-нибудь из своих студенток. Родители, так я понимаю, теперь не будут иметь ничего против, если он женится на русской.

Ну, а пока моя первоочередная задача – добраться до города со странным названием Херсон, над которым почему-то некоторые русские хихикают, и далее до речного порта с турецким названием Измаил. По дороге – сплошные лекции и практические занятия. С нами едут три студентки-старшекурсницы, которые нам будут преподавать базовый курс знаний. Конечно, кое-чему я уже научилась, но скорее в теории.