— Видишь, каким я стал? — Он горько усмехнулся, погладил нож.

— Вижу.

— Чудовище. Но даже у чудовища может быть сердце. — Большим пальцем брат коснулся кончика ножа, на коже тут же выступила капля черной крови. — Держи! — Он протянул мне нож. — У тебя еще есть шанс все исправить. Убей меня!

Нож был свинцово тяжел. Волк свирепо скалился, так и норовил укусить. Сумасшествие…

— Я доверяю тебе, брат. Жизнь моя в твоей власти. Я сам себе вынес приговор, тебе осталось лишь его исполнить.

Я не заметил, когда в лесу стало темно. В ветвях елей тревожно выл ветер, ему вторили волки, Игнатовы друзья и свита. И сам он тоже был похож на волка, смертельно опасного… Жизнь его теперь в моих руках… нож острый… никто никогда не узнает…

— Нет! — Я выронил нож. — Не могу… Уходи. Игнат! Уходи и никогда больше не возвращайся!

— Подумай. — Он поднял нож. — Второй возможности остановить меня у тебя уже не будет.

— Уходи! — Я силился перекричать ветер и волчий вой.

Игнат медленно встал, сунул нож за пазуху.

— Я убью вас всех. Ты не оставил мне выбора, брат. Я вернусь, и ты пожалеешь об этом дне.

Он уходил, не оборачиваясь, а я смотрел ему вслед и думал, что жизнь моя никогда больше не станет прежней. По щекам моим катились горькие слезы…

Тот день должен был стать особенным, он расцветал в Тучиной душе тревогой и недобрыми предчувствиями. Что-то должно случиться. Если не прямо сейчас, то ночью. Что-то, чего невозможно избежать.

Отражение собственного страха Туча видел в синих Ксанкиных глазах. Она по-прежнему почти не разговаривала с ними, только с Дэном, но Туче не требовались слова. Ксанка так же, как и он сам, ждала и боялась. Туча попробовал поговорить с ней, утром специально пришел к Васькиному дому, ждал, караулил…

— …Тебе чего? — Она вышла не из двери, а из-за старой липы. Наверное, тоже караулила.

— Поговорить. — В обществе Ксанки он всегда терялся, становился совсем неуклюжим.

— Говори. — Она сорвала травинку, сунула в рот.

— Ты это тоже чувствуешь?

— Что? — Ксанка смотрела на него снизу вверх, лицо ее было безмятежным.

— Самая темная ночь…

— …Приближается.

— Да. Тебе нужно уехать.

— Зачем?

Туча не знал. Догадки и смутные подозрения — вот единственное, что у него было. Догадки — это не аргумент.

— Паучок. — Он коснулся Ксанкиных волос. — Запутался… Я сниму? Можно?

Она замерла, точно в ожидании чего-то страшного. Испугалась паука? Или его прикосновения?

Ее волосы были мягкими, как у новорожденного, в том месте, где они спускались на шею, оставалась бледная полоска незагорелой кожи. Осторожно, боясь вздохнуть, Туча коснулся Ксанкиной шеи, отвел в сторону волосы. Родимое пятно в виде трилистника оказалось едва заметно, но оно было…

— Все, убрал! — Туча взмахнул рукой, точно стряхивая что-то мерзкое.

— Спасибо. — Ксанка смотрела на что-то за его спиной.

Туча обернулся и встретился с внимательным Дэновым взглядом.

— Паучок… вот, — сказал он и покраснел.

— Я понял, — Дэн кивнул, улыбнулся Ксанке и спросил: — Пойдем купаться?

Она смотрела на Дэна, и синие глаза ее радостно сияли. Туча вздохнул, отступил на шаг, сказал вместо прощания:

— Ты подумай.

— Подумаю, — пообещала Ксанка, но было совершенно ясно, что мысли ее не с ним.

Суворов нашел его после обеда. Туче показалось, что командир специально ждал, когда он останется один.

— Тучников, как дела? — Суворов улыбался, но во взгляде его была озабоченность.

— Нормально.

— Прогуляться не желаешь?

— Куда? — Он уже понял куда, и по спине тут же заструился ручеек липкого пота.

— Покажешь мне то место? — Суворов понизил голос до шепота.

— Какое?

— Не старайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле, покажи место, где ты видел блуждающий огонь.

Ручеек превратился в реку, рубашка моментально прилипла к спине.

— Боишься? — Суворов сощурился.

Да, он боялся, но вместо того, чтобы признаться в этом, сказал совсем другое:

— Вы хотите прямо сейчас?

— Да, пока есть время.

— Хорошо.

Они шли по опаленному, измученному яростным солнцем лесу: Туча впереди, Суворов следом. Шли молча, ни разговаривать, ни отвечать на вопросы Туче не хотелось. Он вдыхал жаркий смолистый воздух и боялся почувствовать запах гари. Запаха не было. Не то чтобы он совсем успокоился, но сердце стало биться размереннее.

— Здесь. — Туча остановился посреди уже знакомой ему полянки и принюхался. Ничего!

— Прямо здесь? — Суворов обвел полянку задумчивым взглядом.

— В кустах. — Туча кивнул в сторону подлеска. — Там такой пятачок три на три метра. Только я туда с вами не пойду. — И плевать, что Суворов посчитает его слабаком. Он и есть слабак.

— Не хочешь и не надо. — Командир ободряюще улыбнулся. — Сейчас я взгляну одним глазком, и будем возвращаться.

Суворов отсутствовал пару минут, из подлеска он вынырнул так внезапно, что Туча испуганно вздрогнул.

— Все, Тучников! Можем возвращаться. — Он выглядел довольным и озадаченным одновременно.

— Нашли то, что искали? — Хотелось пить, язык сделался сухим и шершавым.

— Не знаю. — Командир пожал могучими плечами.

— А что там? Вход в подземный бункер?

— Не знаю, Тучников, но надеюсь, скоро я с этой историей разберусь. Ты только никому не рассказывай, что водил меня сюда. Договорились? — Он посмотрел внимательно и, Туче показалось, немного заискивающе.

— Военная тайна? — Степка смахнул выступивший на лбу пот, подумал, а не рассказать ли Суворову о своих подозрениях, но удержался.

— Вроде того.

— А когда она должна случиться?

— Кто? — Суворов слушал невнимательно, думал о чем-то своем.

— Самая темная ночь.

— Да по-разному случается. Недели через две, я думаю. — Соврал и глазом не моргнул. Надо же так уметь.

С Ксанкой они столкнулись у ворот лагеря. Суворов посторонился, пропуская ее вперед. Туча замер, к горлу подкатила волна тошноты. От Ксанки пахло гарью. И на кроссовках ее был серый налет то ли пыли, то ли пепла… Она посмотрела на Тучу затуманенным взглядом, и от взгляда этого стало совсем плохо. В небе полыхало солнце, но он знал — самая темная ночь уже началась…