— Когда они заходили, молоко уже в номере стояло? И кстати, где?

— Да. На тумбе. Я… ой! — Полина испуганно прижала руки к горлу. — Ты думаешь… это — меня?!

— Думаешь, думаешь, — передразнила я. — Меньше надо о романах думать! Вспоминай давай, кто из гостей подходил к тумбе со стаканом и где в этот момент ты была!

— Ой, мамочки, — продолжала пищать Полина, не отнимая рук от горла, — это что же…

— Полиночка, — медово попросила я, — давай пугаться позже будем. Вспоминай. Семен Иванович мог в стакан с молоком яд подлить?

— Я… ой… да, — кивнула Караулова. — Я в сумочке копалась… а стакан… он на тумбочке стоял.

— А Валентин Наумович?

— Тоже. Все было так же. Я у сумочки, он… Он по номеру ходил, говорил что-то…

— Гнедой?

— Гнедой вообще какой-то чудной был. И мне показалось, что программка ему вовсе не нужна. Вроде бы искал он что-то или кого-то.

— Так что или кого?

— Не знаю, — пожала плечами Полина. — Подошел к балкону, раздвинул шторы, выглянул… Не знаю. Как будто думал, что я кого-то прячу… Но не программку, это точно. Я ему с порога сказала, что у меня ее нет.

— Понятно. — Гнедой мог разыскивать Гошу, и об этом лучше поговорить с ним.

— И что мне дальше делать?

— Каяться. Следователю. И о Жоре, и о Стасике, и о молоке. Обо всем, короче.

— Неужели это меня хотели отравить? — убитым голосом произнесла Полина и совсем спокойно покачала головой, словно не доверяя догадке. — В уме не укладывается. За что?!

— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, — банально посочувствовала я. — Топай к следователю, а то вон за тобой Антон идет.

Антон быстрым шагом приближался к беседке. Аркадьевна поправила прическу, натянула на груди голубую водолазку без рукавов и неверной, покачивающейся походкой, цепляя тонкими каблучками стыки дорожных плиток, заспешила к дому. Друг друга они миновали совершенно индифферентно — Антон мазнул по Аркадьевне краем взгляда, мадам обошла бодигарда по краю плиточной дорожки, угодив правым каблуком на газон.

Я полусидела на деревянных перилах и нервно покусывала губы.

— Возможно, отравить собирались Полину, — сразу, без вступлений, сказала охраннику. — Чуть меньше чем за час до смерти Коротич был в ее номере и пил молоко, которое мадам приготовила себе для крепкого сна.

— Еще раз и подробнее, — деловито попросил Антон.

— Повторяю. Полина принесла себе из кухни стакан молока. Или горничная принесла, но это не важно, главное — молоком Полина запаслась загодя. Она страдает бессонницей и в тяжелые времена принимает на ночь эксклюзивный снотворный порошок. Запивает его молоком. Об этой привычке, как я догадываюсь, знают все. Уж в Протопопове и родственнике покойного я совершенно уверена. Причем оба были в номере Полины незадолго до того, как Коротич покусился на ее молоко. Полина утверждает: каждый из этих господ имел возможность подлить яд в стакан.

— Паршиво, — пробормотал Антон.

— Еще как, — согласилась я. — На Станиславе убийства могут не прекратиться. Надо все рассказать Туполеву.

Уже шагая по дорожке к отелю, Антон выразил недовольство вопросом:

— Почему твоя Полина не сказала обо всем сразу? — В голосе прозвучала также нотка недоверия.

— Не вникай, — отмахнулась я. — Тут сердечные дела. Непосредственно к убийству они отношения не имеют.

— Уверена? — мрачно бросил Антон уже на крыльце гостиницы.

— Отвечаю. Тут только любовь и ревность. Полина втрескалась в Жору, как школьница, это она из-за него о визите Коротича молчала…

Туполев сидел в кресле перед включенным на спортивный канал телевизором и якобы отвлекался на футбол. В комнате было накурено так, что не справлялись кондиционеры, я подошла к балкону и распахнула его двери настежь. Развернулась на фоне окна и сообщила:

— Назар, покушаться могли на Полину.

На этом мое соло закончилось, Антон встал перед телевизором, загородил собой экран и быстро, кратко и очень толково ввел патрона в курс дела.

Туполев откинулся на спинку кресла, посмотрел на меня странным, расфокусированным взглядом и проговорил:

— Как я понял, вы оба считаете, что убийства на этом не прекратятся?

Назар смотрел на меня, а не на Антона, и отвечать пришлось мне.

— Может быть, и так. Если бы чистоплюйка Караулова не помыла стакан, мы знали бы точнее. Но тут… — я беспомощно развела руками, — предположить можно всякое.

Антон внезапно ушел на второй план, встал за хозяйское кресло и, кажется, с любопытством начал ждать, какие еще предположения я соизволю выдвинуть. Полина моя знакомая, я больше знаю об ее мужиках и проблемах, так что как ни крути, но тут Антон прав. Его дело — сыск и охрана, мое — предложения и версии выдвигать, раз уж вызвалась. В крайнем случае, ошибусь — поправит, сморожу глупость — на то я и женщина.

Доверие мужчин всегда действовало на меня стимулирующе, я стянула из пачки Туполева сигарету, прикурила. Мужчины безмолвствовали, Туполев переваривал новую версию убийства по случайности, Антон не мешал шефу в данном процессе. А я сказала:

— Подозреваемых, как мне представляется, у нас осталось всего лишь двое — Семен Иванович и Валентин Наумович.

— Почему двое? — хмуро спросил Назар.

«Потому что Гнедой, скорее всего, отравил бы Стелькина, любое другое убийство и последующее разбирательство ему больше всех навредит», — могла бы сказать я, но промолчала, лишь скромно пожав плечами.

— Почему двое? — громче и с нажимом повторил Туполев.

— Гнедой в любую из этих схем не вписывается. Ни в схему убийства Полины, ни в убийство Коротича. Уверена процентов на девяносто пять.

— Мало! — рыкнул патрон. — Надо на сто процентов быть уверенной!

— Сделаю, — беспечно ухмыльнулась я. — Через полчаса сделаю тебе минимум девяносто девять и девять десятых. Устроит?

— Нет, ты видел?! — взъярился месье олигарх. — Она — сделает!!

— Спокойно, — подняв ладони вверх, попросила я. — Я, простите, всего не успеваю, но выяснить вероятность участия Юлия Августовича довольно просто. Антош, обеспечь мне, пожалуйста, ненавязчивый тет-а-тет с Юлием Августовичем. И постарайся по возможности, чтобы перед этим, минут за пять, мне попался Стелькин. Хорошо?

Антон развернулся к выходу, Туполев посмотрел ему вслед, помрачнел хуже грозового фронта и рыкнул:

— Стой!

Охранник замер, не оборачиваясь, и мне пришлось вмешаться:

— Назар, пожалуйста, времени нет. Отпусти Антона. Это правда важно. Я не могу тебе всего сказать, это не моя тайна, но, если не получится отчислить Юлия Августовича из подозреваемых хотя бы на девяносто девять и девять десятых, клянусь, ты будешь первым, кому я сообщу о Гнедом все. Договорились?