– Утку скрести нельзя – шкурку испортишь.

Поскольку сама идея заняться обработкой утки никогда не казалась мне привлекательной, я отделался замечанием о том, что охотничий сезон еще не наступил.

– Олень умер по естественным причинам, – сказал Станден. – Споткнулся и упал на пулю.

– А утки?

– Утонули.

Работая скребком, он обливался потом еще обильнее.

– Похоже, дело нелегкое, – заметил я.

Станден пожал плечами.

– С оленями тяжело. С водоплавающими птицами полегче. С уткой можно управиться за пару часов, да еще и дать место воображению. С красками надо быть поосторожнее, иначе все испортишь. За этих я получу пятьсот долларов. Знаю парня, который готов заплатить, а так не всегда бывает. Времена сейчас нелегкие. Приходится брать аванс, чего я никогда раньше не делал.

Он продолжал скрести. Звук при этом получался не самый приятный.

– Так что привело вас в Лэнгдон?

– Ищу человека по имени Гарольд Проктор.

– У него неприятности?

– А почему вы спрашиваете?

– Без обид, но, по-моему, выглядите вы как человек, от которого стоит ждать неприятностей.

– Меня зовут Чарли Паркер. Я частный детектив.

– Вы не ответили на мой вопрос. У Гарольда неприятности?

– Может быть, но не от меня.

– Деньги светят?

– Опять-таки может быть, но я тут ни при чем.

Станден оторвался от работы.

– Живет около семейного мотеля, в миле к западу отсюда. Если не знать дорогу, найти его не легче, чем снежную змею.

– Мотель еще работает?

– Единственный живой бизнес здесь – мой, но я сам не знаю, сколько еще продержусь. Мотель закрылся лет десять назад, если не больше. Раньше там был кемпинг, но Прокторы решили, что с мотелем дела пойдут лучше. Управляли там папа и мама Гарольда, но потом они умерли, и мотель закрылся. Больших денег он в любом случае никогда не приносил. Место для мотеля не совсем удачное – в чаще. Гарольд был последний из Прокторов. Даже не верится. Когда-то они управляли половиной города, а другая половина платила им ренту. Только вот по части потомства не мастера, и женщины у них все такие невзрачные, простоватые.

– А мужчины?

– Ну, к мужчинам я и не присматривался, так что судить не могу. – Глаза блеснули в полумраке, и я подумал, что мистер Станден разбил в свое время немало сердец, если, конечно, кроме простушек из Прокторов в Лэнгдоне водились и другие, на ком он мог испытать свои чары. – Как они начали вымирать, так с ними и городок стал чахнуть. Мы теперь только за счет Рейнджли и перебиваемся, подбираем то, что от них остается, а это немного.

Я подождал, пока Станден закончит со шкурой. Он выключил скребок и, взяв хозяйственное мыло, принялся отмывать от жира руки.

– Должен предупредить, Гарольд – парень не слишком общительный. Особым дружелюбием никогда не отличался, но после Ирака – первой войны, не этой, – совсем замкнулся. Живет один, из дома почти не выходит. Я, когда проезжаю мимо, вижу его по воскресеньям у «Богоматери озер» в Окуассоке, но это и все. Кивнет иногда, а большего от него не дождешься. Раньше, хоть он и молчун, бывало, всегда останавливался перекинуться парой слов о погоде. Заглядывал порой в «Белль дэйми» – именно так он произнес, – а под настроение и поговорить мог. – На случай, если интересно, тоже мое хозяйство. В сезон охоты немного баксов приносит. А в остальное время так, разве что забредет кто вечерком.

– Он вам про Ирак рассказывал?

– Вообще-то, предпочитал выпивать в одиночку. Выпивку берет в Нью-Гемпшире или за границей, в Канаде, и привозит домой, но раз в неделю вылезает из берлоги и немного расслабляется. Там ему сильно не понравилось. Говорит, по большей части то скука смертная, то страшно до усрачки. Но, знаете…

Станден оборвал себя и, продолжая мыть руки, оценивающе посмотрел на меня.

– Прежде чем я продолжу, почему бы вам не сказать, в чем ваш интерес к Гарольду?

– А вы, похоже, его оберегаете.

– Городок у нас маленький. Если мы о своих не позаботимся, то кто ж еще?

– Однако ж поговорить с чужаком вы готовы, значит, что-то вас беспокоит.

– Кто сказал, что меня что-то беспокоит?

– Иначе б вы со мной не разговаривали, я это по вашим глазам вижу. Ничего плохого я ему не хочу. Если уж на то пошло, работаю на отца одного бывшего солдата, служившего недавно в Ираке. Его сын покончил с собой после возвращения домой. За несколько недель до смерти у парня резко изменилось поведение, и отец хочет выяснить, с чем это может быть связано. Гарольд, как я понимаю, парня знал. Потому что пришел на похороны. Вот я и хочу задать ему несколько вопросов.

Станден печально покачал головой.

– Да, бремя нелегкое. У вас дети есть?

На этот вопрос у меня никогда не получалось ответить сразу. Да, у меня есть дочь. А когда-то была и еще одна.

– Есть. Девочка.

– У меня два мальчишки, четырнадцать и семнадцать. – Он, должно быть, увидел что-то в моем лице, потому что добавил: – Поздно женился. Думаю, слишком поздно. У меня уже были свои привычки, свое понимание жизни. Ребята живут сейчас со своей матерью в Скоухегане. В армию я бы им не советовал. Если кто-то соберется, я свое мнение выскажу, но удерживать не стану. А если б случилось, что мой парень попал бы в Ирак или Афганистан, я бы только и молился каждый час, чтобы с ним ничего не случилось. Наверное, нескольких лет жизни это бы мне стоило.

Он прислонился к столу.

– Как я уже сказал, Гарольд изменился. Не только из-за войны и ранения. Думаю, он болен. Здесь. – Станден постучал себя по голове. – Когда в последний раз приходил в бар… э… должно быть, недели две назад… вид у него был не очень… как будто не высыпается. И я бы сказал, что он был испуган. Это было очень заметно, так что я даже спросил, все ли у него в порядке.

– И что?

– Он уже прилично набрался, хотя до бара еще не дошел, но сказал, что к нему приходят призраки. – Последнее слово повисло в воздухе, словно ожидая, пока мертвая плоть и старые шкуры накроют его и придадут ему форму. – Сказал, что слышит голоса, что они не дают ему уснуть. Я ему посоветовал обратиться к военному врачу, мол, может, у него это от стресса. Посттравматическое там что-то.

– И что же говорили эти голоса?

– Он их не понимал. Говорили не по-английски. Вот тогда я и подумал, что это с ним там что-то случилось. Мы еще поболтали немного, а потом он сказал, что, может, позвонит кое-кому.

– Позвонил?

– Не знаю. В баре Гарольд больше не появлялся. Я забеспокоился и где-то неделю назад поехал к нему посмотреть, как он там. Около дома стояла машина. Я подумал, что у него гости, и решил не мешать. Только начал сдавать назад, дверь открылась. Вышли четверо. В том числе и Гарольд. Остальных я не узнал. Стояли, смотрели, как я уезжаю. А потом та троица заявилась сюда. Пришли, стали вот там же, где вы сейчас. Поинтересовались, что я делал возле дома Гарольда. Цветной, который, собственно, и говорил больше всех, держался вежливо, но был сильно недоволен. Я объяснил все, как есть: мол, Гарольд мой друг, я за него беспокоюсь, что он последнее время как будто не в себе. Цветного это вроде успокоило. Сказал, что они – армейские приятели Гарольда, что у него теперь все в порядке.