Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была потрясена. Не зная, что сказать, она не стала говорить ничего. Когда отряд поравнялся с ней, она повернула и пустила Дагу рядом с конем Тьера.
Хоэл рассмеялся:
– Леди Мари, ваш взгляд сказал больше, чем все укоры остальных. «Христос и святой Михаил, – сказал он, – зачем ему понадобился этот гадкий вонючий зверь?»
– Мой господин, – отозвалась она, – вы охотились в своем собственном лесу и вправе делать с пойманным вами зверем все, что вам хочется.
– Отлично сказано! Слышал, Тьер? Леди Мари любит волков не больше твоего, но от нее мы не получили ни твоего «я этого не позволю», ни «этот злобный зверь» лорда Рауля, ни ворчания насчет того, что бедным усталым собакам нужна награда. Я имею право делать с пойманным мною зверем все, что мне хочется. Отлично!
Тьер казался обиженным, но сдержался.
– Когда зверя загнали, он повернулся, пробежал мимо собак и подпрыгнул, чтобы лизнуть герцогу Хоэлу ногу, – объяснил он Мари. – Герцог считает, что волка могли приручить, когда он был малышом. Он действительно кажется ручным, но я чувствовал бы себя спокойнее, если бы знал, что стало с человеком, который его приручал.
– Если бы человека убил прирученный им волк, мы бы об этом услышали, – уверенно возразил герцог. Он с симпатией посмотрел на волка. – Ты – отличный зверь. Тьер, по-моему, он – умнейшее существо. Если бы нам не повезло застать его врасплох этим утром и если бы у нас не было этой чудесной ищейки, он бы спокойно ушел от нас всех. Такую охоту не забудешь! И закончилась она как надо!
Мари прекрасно видела, что Хоэл очень доволен Тьером. И ей было странно, что сам Тьер этого не понимает. Она тайком улыбнулась.
Хоэл заметил ее улыбку.
– Чему это вы ухмыляетесь, госпожа Кошка?
– Я вспомнила, как герцогиня хвалила мою проницательность, – отозвалась Мари, бросая многозначительный взгляд на Тьера.
У герцога чуть изогнулись губы.
– Тебе повезло, что я люблю умных женщин. Скажи, как мне назвать моего волка?
– А как можно называть волка? – спросила Мари. – Изенгримом?
– Как в сказке? – откликнулся Тьер. – О лисе Ренаре и бароне волке Изенгриме! Он был очень дурным властителем, насколько я помню, – вроде нормандских баронов.
– Этот волк – добрый бретонец, – укоризненно заявил герцог. – Но имя... Да-а, мне оно нравится. Когда у меня был волчонок, я звал его Волк, но Изенгрим – это величественно. Ты это слышал, волк? Тебя зовут Изенгрим! Хороший парень, Изенгрим, хороший волк!
Волк плелся за ним, и вид у него стал еще более несчастным.
Они добрались до охотничьего дома уже в темноте, и ветер, весь день дувший порывами, усилился настолько, что голые ветви деревьев метались и хлестали воздух. Начался дождь – холодный, косой мартовский дождь, так что всем охотникам хотелось поскорее оказаться у огня. Вместо этого им пришлось стоять, обсуждая, что делать с Изенгримом. Главный псарь отказался пустить животное на псарню, поскольку собаки будут-де беспокоиться. Герцогиня Авуаз, вышедшая встретить мужа, была призвана на совет и решительно отказалась впустить зверя в дом, поскольку опасалась, что он все испачкает. В конце концов было решено посадить волка на цепь в сарае у кухни. Это помещение использовалось только для того, чтобы ошпаривать кабаньи туши в сезон кабаньей охоты, и сейчас пустовало. Главный псарь принес миску с хлебом и требухой, которыми кормили собак, а также миску с водой. Лесничий взял большие вилы и прижал ими голову волка к земле, чтобы с него можно было снять намордник, не подвергаясь при этом опасности. Когда это делали, Изенгрим не сопротивлялся, а потом не стал обращать внимания на пищу. Его оставили лежать на полу сарая. Последнее, что увидела Мари, – это красный отблеск факела в глазах зверя.
Она не спорила с решением герцога оставить зверя, но все равно была в ужасе. Для нее волки были неразрывно связаны с тем, что с ней произошло в лесу около Бонн-Фонтей-на. Мысль о животном, припавшем к земле в сарае и сверкавшем глазами, угнетала ее. Этой ночью она быстро уснула благодаря здоровому утомлению, вызванному охотой, но к утру уже беспокойно металась в кошмарном сне.
Она снова оказалась в лесу, и волк на нее охотился. Она бежала, и низкие ветки деревьев хлестали ее по лицу, а колючки боярышника рвали платье. Трясина торфяных болот хватала ее за ноги, ледяной дождь обжигал кожу. Наконец она споткнулась и упала. И зверь мгновенно набросился на нее с жутким рычанием и вонзил зубы ей в плечо. Она с трудом встала и попыталась сбросить его. Красные глаза зверя блеснули, и он оторвал полосу мяса у нее со спины. Она проснулась, обливаясь потом и содрогаясь.
Минуту она лежала неподвижно, с отчаянно бьющимся сердцем. Этой ночью она была одна: остальные дамы, приглашенные герцогиней Авуаз, были замужем, так что Мари досталась отдельная кровать в отгороженной комнатке. Оказалось, что она скатилась к краю кровати и ударилась плечом о столб балдахина.
Она села, прижала ладони к лицу и прочла несколько молитв, чтобы успокоиться. Ее отгороженная комнатка находилась в углу, ипотихому дыханию, доносившемуся до нее, она поняла, что остальные еще спят. Но ей не хотелось снова засыпать – на тот случай, если волк будет поджидать ее во сне.
Она сказала себе, что лекарство от страшных снов состоит в том, чтобы встретить свои страхи открыто. Во сне на нее охотился волк, но наяву это она охотилась на него. Это несчастный загнанный зверь, надежно посаженный на цепь. Увидев его, она больше не станет бояться. Она надела платье, взяла плащ, сунула босые ноги в туфли и, осторожно выбравшись за перегородку, направилась к двери дома. Из какого-то угла к ней пришла Мирри: ищейка стала любимицей герцога и ей позволялось свободно ходить по любому его дому. Мари погладила ее и взяла с собой.
Солнце еще не встало, но звезды уже меркли, и на востоке появилась розовая полоска. Слуги уже поднялись: она слышала сонные разговоры на кухне и плеск воды в ведре. Мари закуталась в плащ и медленно пошла к сараю.
Волк свернулся в центре сарая. Он выпил всю оставленную ему воду, но есть не стал. Его звериная часть была потрясена пережитым ужасом, а человеческая корчилась от стыда. Ему не следовало умолять о милосердии. Он дважды мысленно молил о нем и не получил его, так что не следовало унижаться в третий раз. Его жизнь недостойна продолжения, и он был готов храбро умереть. И только смятение заставило его на мгновение забыть о том, что он такое, и обратиться к своему господину за помощью. И вопреки всем ожиданиям ему было даровано милосердие – и из чего это милосердие состояло? Из намордников и цепей и из добродушного снисхождения или отвращения тех, кто уважал его, когда он был человеком. «Хороший волк, хороший парень!» Даже в его безгласном отупении это состояние обжигало его, так что ему хотелось умереть.
Когда Мари вошла в дверь, он поднял голову, лежавшую на хвосте, но и только. Он моментально ее узнал: она была одной из немногих придворных, которых он увидел в своем нынешнем облике. Когда-то в лесу она замахнулась на него палкой и крикнула: «Убирайся!»