Но и пессимизм ученых, убежденных, что отдельные произведения Сенеки вообще не поддаются датировке, не всегда оправдан. Порой стоит взглянуть на проблему под иным углом зрения и в результате прийти к выводам, достойным доверия.

Таков случай «Утешения к Марции», который большинством исследователей справедливо признается первым из известных сочинений Сенеки. Специалисты единодушно признают в качестве первой вехи (terminus post quern) приход к власти Калигулы. Действительно, мы знаем, что сочинения Кремуция Корда, отца Марции, сожженные при Тиберии, при Калигуле были снова опубликованы с разрешения императора. Сенека в своем «Утешении» упоминает об этом факте в связи с участием, которое Марция принимала в подготовке переиздания. Светоний не уточняет, относится ли разрешение на публикацию книги Кремуция Корда к началу правления Калигулы; это вполне возможно и даже вероятно, но доказать это нечем.

Зато многочисленные попытки установить вторую веху — terminus ante quern — оказались удручающими. Столь же удручающими, как всевозможные фантазии на тему установления возраста Марции и характера ее взаимоотношений с Ливией. Одна из гипотез выглядит следующим образом. Сенека сообщает, что между смертью сына Марции Метилия и написанием «Утешения» прошло три года. Э. Альбертини полагает, что издание трудов Кремуция Корда не могло иметь места в этот промежуток времени, и, исходя из этого, относит кончину молодого человека к значительно более позднему периоду, чем начало правления Калигулы. Следовательно, утверждает он, «Утешение» датируется концом 40 года. Эта аргументация кажется нам малоубедительной. Сам Сенека говорит, что Марция, стремясь заглушить боль утраты, обратилась к «занятиям» (studia). Велико искушение предположить, что издание отцовской книги, потребовавшее от нее усилий и времени, не принесло ей желаемого облегчения, — но тогда весь текст приходится толковать в смысле, прямо противоположном предложенному Э. Альбертини.

Как бы то ни было, никакой политической подоплеки в трехлетнем интервале между трауром Марции и «Утешением» нет. Подобное «выжидание» — один из классических приемов в жанре утешения, восходящий к Хрисиппу и получивший объяснение у Посидония. Сенека выждал сколько нужно, но теперь жалеет об этом, потому что видит: время не залечило раны, от которой страдала Марция. Но мы можем использовать указанный интервал в качестве ценного указания, пусть не прямого, а косвенного. Три года — достаточно долгий срок, включающий в себя множество событий, и Сенека пытается внушить матери Метилия мысль, что сын ее умер «вовремя», то есть смерть избавила его от необходимости жить в годы смуты. Если бы Метилий был жив, говорит Сенека, он, может быть, еще пожалел бы, что живет на свете. И приводит в качестве иллюстрации сразу три примера: судьбу Помпея, Цицерона и Катона. Каждого из них обстоятельства политической жизни привели к насильственной смерти. Но и это еще не все. В наши дни, уточняет Сенека через несколько страниц, ни один человек не может похвастать прочностью положения, защищающего его от любых катастроф.

Очевидно, что страх перед тиранией, испытываемый Сенекой, красной нитью проходит через все «Утешение». В поисках сравнения, способного передать это чувство, он обращается мыслью к Сиракузам времен правления Дионисия Младшего, известного своей жестокостью, и подчеркивает, что каждый смертный рискует оказаться во власти подобного тирана. Но разве не странно выглядит обращение автора к образу Дениса — персонажа, бесконечно далекого от Рима времен Сенеки, — на фоне других, гораздо более актуальных неприятностей? Отметим также, что во всех остальных своих трактатах Сенека, едва заходит речь о тирании, непременно вспоминает Калигулу. Но в данном случае о Калигуле не упоминается ни словом, зато появляется какой-то полумифический Денис. Тому может быть лишь одно объяснение: текст писался в годы его правления. Но тогда картина совершенно проясняется. В жизни Рима наступил момент, когда пошатнулось положение самых высоких лиц государства. В октябре 39 года сестры и зятья императора подверглись кто смертной казни, кто высылке, хотя до этого правление казалось вполне мирным. Действительно, после заговора Гетулика снова вошел в силу закон об оскорблении величества и всем стало казаться, что вернулись самые мрачные времена Тиберия. В этом свете настойчивость, с какой Сенека убеждает Марцию, что смерть юного Метилия избавила его от куда худшей доли, приобретает огромное значение. Сенека не имеет возможности называть вещи своими именами, рискуя поплатиться головой (известно, что Калигула не питал к нему ни малейшей симпатии, хотя в начале своего правления не мешал тому продолжать начатую карьеру). Но смысл сказанного от этого не меняется.

Из всего изложенного следует, что «Утешение к Марции» не могло быть написано после того, как на престол взошел Клавдий (в конце января 41 года), и прежде, чем был раскрыт заговор Гетулика (в октябре 39 года). На самом деле даже эту «вилку» можно немного сузить. С осени 39-го по конец мая 40 года Калигулы не было в Риме, и логично отнести написание и публикацию «Утешения» именно к этому временному промежутку, поскольку в отсутствие императора автор все-таки меньше рисковал быть превратно понятым. Таким образом, мы приходим к выводу, что «Утешение к Марции» появилось осенью-зимой 39-го или весной 40 года. В этом случае Метилий умер в 36—37 году, то есть либо в последние месяцы правления Тиберия, либо в первые месяцы правления Калигулы. Вполне возможно, что Марция приступила к публикации книги отца после смерти сына; как мы показали, это предположение выглядит более чем правдоподобно. Лишним подтверждением справедливости нашей датировки служит мнение К. Абеля, который считает, что «Утешение» написано до отъезда Сенеки в ссылку — на том основании, что в тексте недобрым словом поминается Денис, цеплявшийся за жизнь даже в изгнании.

* * *

Еще сложнее обстоит дело с датировкой трех книг трактата «О гневе», поскольку мнения исследователей расходятся не только в отношении всего сочинения в целом, но и каждой из составляющих его книг. В нашем распоряжении имеется два твердо установленных факта. Прежде всего, все три диалога могли появиться только после смерти Калигулы, упоминаемого в тексте в таких выражениях, которые не оставляют сомнения в том, что его уже не было в живых. Вспоминая о нем, автор говорит лишь о его жестокости и о его причудах. Следовательно, terminus post quern всех трех диалогов — 24 января 41 года. Не менее надежно установлена и дата terminus ante quern. Брат Сенеки Новат фигурирует в тексте именно под этим именем, тогда как мы знаем, что самое позднее в 52 году, когда Новат получил назначение проконсулом в Ахаю, он уже носил имя своего приемного отца Юния Галлиона. Правда, точная дата усыновления нам неизвестна — в противном случае мы располагали бы возможностью именно по ней установить предел terminus ante quern.

Споры вокруг отрывка, в котором Сенека сообщает, что его жена в данный момент находится рядом с ним, не привели исследователей ни к каким определенным выводам. Здесь возможно любое толкование. Речь может идти о женщине, на которой он женился накануне ссылки, о Паулине (если на ней он женился после ссылки), о Паулине же, если он женился на ней до ссылки. О браках Сенеки нам неизвестно практически ничего, и строить какую бы то ни было аргументацию на этой зыбкой почве просто не представляется возможным.