Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наш мир – это, повторяю, диск с утолщением посерединке. Он более или менее плашмя лежит в мировом эфире, который заполняет всё пространство. Причем эфир, он неодинаковый. – Питер поднял ладонь на уровень глаз, изображая Землю. – Условно говоря, «внизу», «под» диском он более плотный, а сверху, над диском эфир менее плотный. Поэтому наш диск лежит на плотном эфире относительно спокойно.
– Как коровья лепёшка, – неожиданно сказала Майя. – На воде.
– Да, – сдержанно ответил Питер. – Примерно как коровья лепёшка. А эфир – это все физические законы. Самые фундаментальные. Скорость света, масса, силы притяжения, и, – здесь Питер сделал паузу, – физические размеры.
– А! – сказал Жак. – Дюймовочка.
– Да, – Питер кивнул. – В плотном эфире всё другое. Таков наш мир.
– Пит, это всё интересно и даже увлекательно, – проговорил Аслан слегка извиняющимся тоном. – Но как, во имя всевышнего, это относится к вот этой вот дыре?
– Погоди, я ещё не закончил, – сказал Питер. – Я думал, вы впечатлитесь. Или у вас возникнут мысли.
– Мы практики, – сказал Жак. – И время идёт.
– Время да, время идёт, – согласился Питер. – Бежит, летит. Спотыкается.
– Ну, дальше, – опять неожиданно сказала Майя. Всё это время она слушала, затаив дыхание.
– Мир гибнет, – просто сказал исполняющий обязанности заведующего кафедрой. – Гибнет сразу на нескольких уровнях, а возможно и на всех. Физические законы трещат по швам, мертвые восстают из живых, древнее зло, а также древнее добро, которое, может, ещё хуже зла для нас, призываются в наш мир людьми, которые понятия не имеют о возможных последствиях.
– Ты про Фуке?
– Фуке, – согласился Питер. – Староста Легри. Прокурор Терье.
Он взглянул прямо в глаза мадемуазель Прелати.
– Клотильда Мэффрэ.
Прелати усмехнулась. Майя расширенными глазами неотрывно смотрела на бабушку.
– Образно выражаясь, – сказал Питер, – Армагеддон тянет к нам свои костлявые пальцы не только сквозь пространство, но и сквозь время. Наша коровья лепёшка угодила в эфирный шторм. В мире – по крайней мере в той его части, где находимся мы, но, скорее всего, это везде – появляются дыры, прорехи, критические точки и целые критические области, разрывы континуума, которые суть возмущения эфира. Земля наша, попросту выражаясь, трещит по швам, как старый кафтан.
– Какова же первая флюксия ата-функции? – спросил Жак, что-то вспомнив. Аслан коротко усмехнулся.
– Очень крута, – ответил Питер. – Горизонт бифуркации буквально у нас перед носом.
– Дыра бифуркации, – проворчал Аслан. – Дурацкая дыра дурацкой бифуркации.
– Бифур… – Майя попыталась выговорить слово.
– Это когда дела могут пойти так, а могут эдак, – объяснил ей эвакуатор. – А кто такой Армагеддон, напомните? Это этот… Люцифер?
Ему не ответили.
– Причина? – спросил Жак у Питера.
– Есть две версии, – ответил Питер, – как водится, одна правильная, а другая нет. Первая – что это естественный процесс. Мир просто постарел и собирается двинуть кони в назначенный срок. Не мы первые, но мы последние. Все там будем. Бог дал, бог и взял.
– Я так понимаю, это неправильная версия, – сказал Аслан.
– Естественно, неправильная.
– А какая правильная? – спросил Жак.
– Моя, разумеется, – ответил Питер.
– И в чём она состоит?
Питер по очереди оглядел своих друзей, Майю и Прелати.
– Я вижу в этом направленную злую волю, – наконец сказал он.
– Уф, – произнёс Аслан. – Чуть сердце не прихватило. Я-то думал, ты серьёзно…
– Он вполне серьёзно, – заметил Жак. – Это ты чего-то не понимаешь.
– Я в злобных мировых заговорщиков не верю, – объявил эвакуатор. – Это пусть стеганоложцы верят.
– Кто-кто? – спросил Питер.
– Стеганоложцы, – чуть менее уверенно сказал Аслан. – Которые из тайных лож.
– А! – сказал Питер. – Нет, я не стегано…ложец. Я просто вижу. Легри и Терье получили своё могущество от братства Урании. Фуке кто-то снабжает древним оружием и, что гораздо опаснее, древними знаниями. Он безусловно злодей, но он умелый злодей. Слишком умелый. Меффрэ нашла лабораторию (здесь Питер поглядел на Аслана) и собирается уничтожить мир в угоду своим безумствам.
– Это всё интересно… – начал Аслан, – но…
– Погоди ты, – досадливо сказал Жак. – Он же не всё сказал.
Аслан остался стоять с открытым ртом.
Питер наморщил лоб, собираясь с мыслями. Солнце уже перевалило за высшую точку, день начал медленно клониться к вечеру. Припекало довольно сильно, и странно было видеть серый лёд, которому солнечный жар был совершенно нипочём.
– Но я уверен, – сказал учёный наконец, – что древние – это не только зло, или не только то, что можно обратить во зло. Древние знали и способ, как можно спастись от этой беды, и, скорее всего, они и спаслись. И эту тайну тоже надо узнать. Потому что есть у меня такое подозрение, что, кроме нас, больше некому.
Прелати издала неопределённый возглас, но никто, даже Майя, не обратили на неё внимания. Все помолчали с минуту.
– Я передумал, – вдруг сказал Жак. – Я что-то не хочу в эту дыру. Что ты там говорил про лёд на проливе, Аслан?
– Эй, постой, – ошеломлённо сказал эвакуатор. – Это я передумал. Надо идти именно в дыру. Это же древняя дыра, стало быть, мы там можем что-нибудь узнать о древних. Может, даже узнаем, как найти этого Армагеддона…
– Армагеддон – это место, – поправил его Жак. – И это не Люци…
– …найти и как следует его нагнуть, – пропустив его слова мимо ушей, продолжал Аслан. – Это же всех чудовищ и субурдов уложить, одним ударом. Хватит гоняться за осами, надо давить гнездо. Понимаешь? Ну и время. Ты же сам говорил!
Теперь все смотрели на Жака.
– Нет, конечно, он не согласен, – сказал Аслан понимающе. – У него большие планы в Париже. Он там сейчас очень популярен.
– Я не со всем согласна, – сказала вдруг Прелати. – Нони спасать вам не придётся. Она уже в безопасности.
Жак развёл руками.
– Вы все сегодня чертовски убедительны, – сказал он. – Но учтите, я буду подходить к вопросу с позиций холодного разума и здоровой критики.
– То есть ты будешь ныть, – сказал Аслан.
– Да, – с достоинством сказал Жак. – Как потревоженная совесть.
– Как прыщ, – сказал Аслан.
– С человеком, который не понимает разницу между Армагеддоном и Люцифером, дискутировать не желаю, – ответил Жак.
– Ах ты, – сказал Аслан. – И в чём же разница, скажи пожалуйста?
– Армагеддон – это место последней битвы сил добра и зла, – величественно объяснил финансист. – А Люцифер – это райский сад. Светящийся.
Питер поперхнулся и жестоко закашлялся; с минуту он как мог уворачивался от заботливого кулака Жака, которым тот стучал по его спине и иногда даже по ней попадал.
И тут до их ушей донёсся приглушённый, отчаянный женский крик.
Друзья замерли и переглянулись. Тоненько вздохнула-всхлипнула Майя.
Крик шёл из