– По какому, блин, пра-праву?.. Может, у мя почки больные! Адвока… Ах! Ой! Больно!

– Серега, он тебе боты обоссал!

– Убью козла!..

Сержант сказал, сержант ответил. Публика в основной массе нарушением прав не возмущается. «Правильно, ребята, дайте этому засранцу еще! Совсем пьянь обнаглела, мало им лифтов и помоек, уже до исторического центра добрались!» Но затесавшиеся в ряды правозащитники вяло протестуют: «Минуточку. Установить виновность может только суд… А пока будьте любезны. Обращайтесь с человеком по-человечески. Цивилизованно. Мы не дикари, дикари не мы».

И художник, услышав слова поддержки, вновь вдохновляется. Вырывается из цепких милицейских объятий, зажимая разбитый нос. О, да он погон сержантский сорвал, кепочку с кокардой сбил, по лицу менту стукнул… Талант!

По почкам, по почкам его! И раком! Пусть харей мостовую подтирает. Не для того ее бедные таджики выкладывали.

– Серега, держи его, я дверь открою!

– Держу.

Затолкать поддатого люмпена, который вздумал орать и брыкаться, в узкую заднюю дверь «козлика» дело не простое. Как кубик Рубика собрать. Ногу засунешь – рука вылезет. Тут одной дубинки мало. И даже двух. Хорошо, есть опыт – сын ошибок пьяных. И специальные средства – «слезоточивые наручники». Заламываем руки, заламываем ноги… Трудящийся плюется и пытается укусить. Видать, не любит пользоваться казенным транспортом.

Слышен треск рвущейся куртки.

– Я в суд подам! Мусора легавые! За что?!

– За родину!!!

– Кошелек верни, сволочь!

Площадь багажного отсека невелика. Два посадочных места, как в СВ, только сидячих. Одно уже занято.

– Ну-ка подвинься, приятель, – попутчика разместим!

Разместили. Бегло обыскав и израсходовав весь нецензурный запас. И не таких размещали…

Поворот ключа-ручки. «Комфортной поездки. К вашим услугам дырочка-окошко и приятный гид-собеседник. База рядом, но поедем долго – пробки. Отдыхайте, любуйтесь видами».

Кстати, о собеседнике. Он тоже в браслетах, стало быть – друг, ибо враг моего врага. Хотя и трезвый. Но взволнован не меньше. Наверное, опасается, что в мочевом пузыре попутчика еще остался запас, и тот продолжит грубо прерванное органами мокрое дело.

Трудящийся матерно укоряет правоохранников, угрожает судебным иском и колотит пьяной головой в дверь, разбрызгивая кровь из пострадавшего в битве носа. Капли попадают на соседа, тот брезгливо морщится. Сержанты в диспут не встревают, но между собой перекидываются репликами о незавидной участи задержанного хулигана:

– Пятнадцать суток, козлу, как с куста.

– Да какие сутки? Статья за неповиновение в одну калитку… Он мне в глаз заехал. Куча навозная… Лично к прокурору пойду!

– Да никто его не приземлит. Демократия… Лучше сами отрихтуем за гаражом.

Рихтовать, к слову, уже начали – перед ямками не притормаживают, и задний отсек авто напоминает центрифугу советской стиральной машины. Через пару минут задержанный успокаивается, перестает биться и обращает взор на товарища по несчастью. Внимательно и с подозрением смотрит прямо в глаза:

– Видал, чё творят? Подумаешь, отлил немного… Ну приспичило, не в штаны же! Парадняки все на замках, а до дома семь верст… Чтоб им так же терпеть… Тебя тоже по беспределу?

– Тоже.

– Такая жизнь, брат…

Кровь стекает по усам и капает на железный пол, словно вода из плохо завернутого крана (группа третья, резус положительный). Еще пять минут едут молча, трясясь и слушая скучные ментовские переговоры по рации. Первый пассажир, судя по выражению лица, не просто слушает, а о чем-то сосредоточенно раздумывает, иногда поглядывая на вновь прибывшего. Словно хочет попросить денег взаймы, но стесняется.

Вновь прибывший выглядывает в окошко:

– А где это мы? В центре, что ли? Во, блин… А чего я тут делаю? Ленка убьет… Я ей сказал, на пять минут выскочу… К Сереге… Полный сикейрос!..

На лице траур, словно на гильотину везут. Кровь смешивается с соплями.

– Беда, ой, беда… И выпили-то вроде, как всегда… А Серега ждет, наверное.

Человек с наручниках не отвечает. Мелкий хулиган роняет голову на грудь и страдает, негромко бормоча непристойности, словно верующий молитву. Попутчик, в свою очередь, выглядывает в окошко и тоже начинает страдать, но молча. Расплата близка.

– Слышь, друг… – пострадав, с надеждой шепчет он, – у тебя мобилы нету?

– Что характерно, никогда и не было. На кой она мне?

– Заработать хочешь?

Патлатый тут же оживает. В пьяных глазах пробуждается трезвый интерес. Отвечает тоже шепотом, догадавшись, что базар конфиденциальный:

– Не откажусь… Ленка без получки на порог не пустит. А получка… Нету больше получки… Они не вернут, – кивает на салон «козлика». – А чего надо-то?

– Позвонить кое-кому, когда выпустят.

– Так сам выйди да позвони!

– Не выйти мне пока. Позвонишь – получишь пять штук.

– Оба-на!.. Говно – вопрос! За пять штук баксов хоть Вэвэ в Кремль. В легкую!

– Каких баксов?! Сдурел?! Рублей.

Трудящийся поморщился, словно от родного слова «рубль» пахнуло конским навозом, но все-таки утвердительно кивнул:

– Ладно, валяй… Позвоню.

Пассажир бросает еще один опасливый взгляд в окошечко. Финиш все ближе. Уже виден триколор над зеленой милицейской крышей. Нельзя терять ни секунды.

– Короче, запоминай номер, он простой. – Мужик диктует семизначное число. – Это мобильник. Запомнил?

– Не, нереально… Повтори.

– Тьфу ты! – Он еще раз назвал номер. – Спросишь Пашу. Скажешь, что у меня проблемы…

– Стоп, – резонно перебивает трудящийся, – у кого «меня»?

– У Валеры… Пусть скидывает товар. Срочно. Он знает, о чем базар… Сделаешь?

– Мин-н-нутчку, Валерий… Позвонить не сложно, а как насчет призового фонда? Я плохо понимаю, где смогу получить лавэ. Или мне переведут его на сберкнижку?

– Паша заплатит. Скажи, Валера велел.

– А ежели не заплатит? Я не знаю, что там у вас за варианты, брат, но лишний раз рисковать перед ментовкой не резон. Сам пойми, не мальчик уж… Не, мне не жалко, все сделаю, но… благодарность вперед.

– Хорошо, хорошо… Забейте «стрелку», Паша принесет деньги, после передашь мои слова. Не ссы, не наколем…

– А чего мне ссать? Я уже… Лишь бы выпустили. Если пятнадцать суток припаяют – извини. Ищи другого почтальона Печкина.

«Козлик» притормаживает, трясется, словно в оргазме, и замирает.

– На выход!

Мелкий хулиган уже не хулиганит. Понимает: чем больше качаешь права, тем дольше будешь париться в застенках. А у хулигана теперь есть благородная и материально выгодная цель. Ради пяти тысяч можно и гордостью поступиться. Покорно проходит в отдел, понурив буйну голову, словно больной на процедуру. Второго арестанта сержанты подхватывают под руки и жестко сопровождают, видимо опасаясь, что он покажет какой-нибудь фокус из арсенала Джеки Чана. В дежурной части его сразу определяют в отдельный кабинет, оборудованный тяжелой дверью с мощными запорами и маленьким окошечком.