Не то чтобы он собирался удрать. У него была такая возможность, да что толку? Никакого. Куда бы он подался? Деньги исчезли, а изгнанному из Штатов человеку без них – кранты. Кроме того, дети должны расти на родине. Горди взглянул туда, где свернулся в спальнике его двенадцатилетний сын. Берту придется нелегко, но ничего не поделаешь.

Странное дело с этим утесом. Вэнс прекрасно его помнил. Тропа там не столь узкая, но край осыпался, и если оказаться слишком близко от него… Он заметил это пару лет назад, когда шел по тропе. Но тогда он размышлял совсем о другом.

«Не хочу, чтобы Берт видел».

В небе колыхалась алая бархатная завеса.

«Великолепное шоу в мою последнюю ночь», – пронеслось у Гордона в голове. Он старался глядеть на небо, но видел только утес.

Одно мгновение. Точное – и вроде бы неосторожное движение, и он окажется на дне пропасти со сломанной шеей – в лучшем случае. Неподалеку есть тропинка вниз, по ней идти легко даже детям. Энди присмотрит за тем, чтобы они благополучно спустились. Потом парень возьмет руководство на себя. Он справится. Вэнс брал с собой сына Харви на протяжении двух лет. «Не для этого, конечно… ладно, на тот случай, если и впрямь что-то случится. Странно, как все обернулось».

Над утесами взошел месяц. В его свете померкла часть звезд, примешав свой свет к жутковатому разноцветному сиянию. Гордону почудилось, что он видит, как хвост кометы сотрясают ударные волны… хотя, пожалуй, то было просто игрой воображения. Зато астронавты, наверное, видят всякие волны. Интересно, каково это – находиться в космосе? Когда-то Вэнс был пилотом – недолгое время, пока за неуспеваемость его не выгнали из летной школы, где готовили штурманов для военно-воздушных сил.

«Лучше бы я там удержался. Но пришлось стать банкиром. Как жаль, что я испорчу мальчикам поход. Но выбора нет. Никакого, а несчастный случай сразу решит проблемы. Страховка – полмиллиона, ее хватит, чтобы покрыть банковские недостачи, да и Мари с Бертом останется немало. Предположим, триста тысяч под семь процентов годовых. Не баснословные богатства, но, безусловно, лучше, чем если бы кормилец семьи сидел за решеткой, а они бы жили впроголодь».

К рассвету неистово сверкающее небо засветилось еще яростнее. В нем появилось яркое пятно. Может, появилась и голова кометы, хотя определить это было трудно, глядя через тоннель света – хвост. Холодный свет и зыбкие тени, цветные зарницы, видные даже днем. Затем землю залил огонь зари, но ее свет оказался необычным. Колдовским.

Гордон поежился.

Он вернулся обратно и залез в спальник. Дремать нельзя. Осталось – всего ничего. Рядом стоял маленький примус, канистра с горючим и кастрюля с водой. Высунув руку, Вэнс накачал примус, не вылезая из своего «убежища». Его страсть завтракать в мешке служила предметом шуток для всех, кому приходилось бывать с ним в походах. В действительности есть ему не хотелось, но было бы опасно менять сложившийся порядок. Он взял кастрюльку с водой, поставил кипятить. Приготовил горячий шоколад. Напиток оказался неожиданно вкусным, и тогда настала очередь овсянки, а затем и кружки чая по-шерпски – крепкого, с тростниковым сахаром и изрядным комком масла…

Один за другим мальчишки просыпались. Гордон фыркнул, услышав, как Энди говорил Берту:

– Ты проспал все это?!

Надо обойтись без лагерного костра. Нет дров. С каждым годом все меньше мест, где его можно разжечь по-настоящему. Мало кто из ребят теперь знает, как приготовить пищу на открытом огне. Худо, если они окажутся здесь одни… но в наши дни такого не бывает. Сейчас, если человек потерялся, нужно расчистить площадку пятьдесят футов в диаметре и в ее центре зажечь спичку. Потом обязательно появится потревоженный ее светом патруль пожарной охраны, чтобы вручить злоумышленнику повестку в суд. Больше нигде не найдешь чащу, как во времена моего детства.

«Надо бы отдохнуть, – решил Гордон, – мысли путаются. Впрочем, неважно. Уже скоро. Пожалуй, выпью еще чашку шоколада».

Он поставил кипятиться воду.

– Вставайте, парни! – крикнул он. – Пора собираться. Складывайте мешки и зашнуруйте ботинки. Через пять минут выходим.

Ядро омывает сияющий кокон. Оболочка и хвост, растянувшиеся на громадном пространстве, ловят свет Солнца и отражают его – частично на Землю, отчасти в космос и на само ядро.

Комета таяла. Взрывы, извержения разрывали ее голову на гигантские глыбы, каждая – размером с гору. Летучие химические соединения, вскипая, тысячами тонн уносились в безвоздушное пространство. Постепенно осколки покрылись коркой грязного льда, из которой почти полностью испарился водяной лед. Но затем испарение последнего замедлилось. Иным кометам удавалось выжить, пролетев громадный водоворот. Они потеряли значительную часть своей массы – она перешла в хвост. Но большая часть оболочки могла смерзнуться заново, каменные глыбины – снова накрепко соединиться. Кристаллы странных, неизвестных на Земле льдов могли наслоиться на растущее тело кометы во тьме и холоде за многие миллионы лет… Если бы она вернулась в гало.

Но нечто преградило ей путь.

Рик проснулся. Рассвет был прекрасен. По руке полз прямоугольник жаркого солнечного света. На борту «Молотлэба» каждые полтора часа наступало замечательное утро, чему Деланти не уставал радоваться.

Через переходной шлюз астронавт вылез из «Аполлона».

У тех иллюминаторов, что побольше, тесно выстроились – не протиснешься – телескопы, съемочные камеры и прочее оборудование. Чтобы хоть что-то увидеть, приходилось тянуть шею, придерживаясь за скобы, укрепленные на выступах, или выплывать на свободное пространство.

Бейкер и Малик вводили данные в бортовой компьютер. Леонилла подняла взгляд.

– Привет, Рик, – произнесла она и отвернулась слишком быстро, чтобы заметить его мимолетную ухмылку.

Пора было браться за работу, но Деланти пока еще отчасти оставался «туристом», и его рвение сосредоточивалось в желании увидеть комету. Он подыскал свободный телескоп. Оптика оказалась снабжена противосолнечной защитой, поэтому Рик мог наблюдать комету, не рискуя ослепнуть.