— Подумаешь, барин… я тоже работал, а вот могу. Я поеду, а?

— Ну как знаешь… иди. Только не до ночи!

— Завтра подъём как сегодня — в пять! — добавил Клаус.

— Ага, пап. Я не очень поздно. Пока, сестричка! — помахал он Вале рукой.

Валя вспыхнула, но потом улыбнулась и помахала в ответ.

Всё-таки удивительно: совсем чужие люди вроде бы, а ей с ними уже хорошо. И не страшно, и интересно. Наверное, не многим так повезло. Как-то там Наташка на фабрике? С кем болтает по вечерам? Поёт ли? И где, интересно, Костас, Николай? Узнать бы. Марта, наверное, позволит сходить в город. Вот только как быть с проверками документов на улицах и с нагрудным знаком? И вообще, разрешают ли остарбайтерам ходить одним по городу? Может, с Клаусом посоветоваться?

Подумав, Валя решила сегодня этот разговор не начинать — вечер и без того получился бурным. Вот завтра, если Клаус не очень устанет после работы, она с ним поговорит. И ещё надо будет спросить про день рождения фрау Шольц… ой, то есть тёти Марты. Интересно, привыкнет Валя к такому обращению? …На день рождения придут гости — и та самая фрау Кугель, наверное. Какая забавная фамилия — Кугель, то ли шарик, то ли мячик… По-русски может быть фамилия Мячик? Или Мячикова? Или Шарикова? Но, судя по словам Лизхен, это дама серьёзная и настроена против русских. Как это она сказала? Люди второго сорта? Что будет, если она увидит, что с Валей здесь обращаются как с равной? Вдруг кому-то «доложит»?

За размышлениями Валя машинально убрала вытертую посуду, привычно сложила в деревянную хлебницу остатки хлеба, вытерла стол. Можно идти к себе. Её крошечная комнатка была прямо за кухней. Там стояли кровать, маленький столик и узкий, в одну дверку, шкаф для одежды, помещавшийся как раз под небольшим высоко расположенным окошком. Видимо, раньше здесь была кладовка.

Сначала они думали, как-то сказала Марта, что Валя и Лизхен будут жить вместе, поскольку подросшего Басти переселили в комнату к Тилю, но девочке пора было ставить настоящий стол для занятий, и тогда взрослая кровать и дополнительный шкафчик в детской никак не помещались. Не сразу Валя поняла, что дело не только в величине комнаты. Лизхен могла проболтаться, что живёт в одной комнате с остовкой, а это грозило бы семье проблемами. Бывший чулан за кухней в этом смысле был куда безопаснее. Сейчас Валя особенно радовалась, что у неё есть хоть и очень маленькая, но отдельная комната. Ей не хотелось сегодня встречаться с Лизхен, чтобы не начинать снова трудный разговор с малышкой. Пусть сначала родители помогут ей разобраться в этой сложной взрослой истории, о которой бедная Лизхен не знает, что и думать, не понимает, кто прав.

— Фрау Шольц… ой, то есть тётя Марта. — Валя, смущённо улыбнувшись, обернулась к хозяйке и увидела ответную улыбку Марты. — Можно мне какую-нибудь детскую книжку?

— Ты хочешь читать по-немецки?

— Я хочу попробовать. Я ещё плохо говорю и не знаю, помню ли, как правильно читать…

— Ты стала говорить гораздо лучше за эти месяцы. И да, ты права, надо читать. Наверное, учебники Тиля и газеты — это пока сложно. Возьми у Лизхен в комнате любую книжку.

Валя замялась, не зная, как объяснить своё нежелание идти в детскую, но Марта её поняла.

— Я пойду проведаю Лизхен сама. Что тебе принести? Сказку? Рассказы?

— А есть что-нибудь… про Германию?

Марта улыбнулась.

— Посмотрю, что тебе подойдёт. Иди к себе, отдыхай. Я принесу.

Валя ушла в свою комнатку и легла на кровать поверх пёстрого лоскутного покрывала. Она вспоминала, как привёз её сюда Клаус Шольц — перепуганную, отчаявшуюся, голодную, с воспалённой рукой, которая всё время ныла и при любом движении отзывалась резкой болью.

В тот день Марта первым делом покормила девочку вкусной кашей, подкладывая несколько раз, напоила чаем из трав, а потом разбинтовала Валину руку, недовольно посмотрела и взялась умело обрабатывать рану. Плотно забинтовав её, Марта сказала девочке, что нужно помыться, но руку постараться не мочить. Валя понимала далеко не все немецкие слова, однако общий смысл улавливала. Марта достала кусок тонкой клеёнки, соорудила на раненом запястье что-то вроде защитного рукава и завязала с двух сторон бечёвкой.

Выдав Вале чистое полотенце, она проводила её через коридор в дальний конец дома, где находился современный санузел с туалетом и душем. Пока девочка приспосабливалась раздеваться и управляться в душе одной рукой, вернулась хозяйка. Покачала головой, увидев, как выглядит Валя, помогла ей помыться и как следует промыть волосы, вытерла, как ребёнка, и показала на стопку одежды на стуле. Чистое нижнее бельё, весёлая полосатая юбка и васильково-синяя блузка были велики девочке, но Марта помогла затянуть резинки, и всё стало выглядеть вполне прилично.

Валя вспоминала, как вышла в кухню и увидела троих ребят. Высокий темноволосый подросток, на вид постарше неё, держал за руки рыженького парнишку лет семи и маленькую девочку. Они с любопытством рассматривали Валю.

— Привет! Я Тильман Шольц, — сказал наконец старший. Серо-зелёные глаза смотрели открыто и дружелюбно. — Дома меня зовут Тиль. А это мой братец Себастьян, Басти. Ему уже семь. А это Лизбет, или Лизхен, когда хорошо себя ведёт. Ей скоро шесть. А тебя как зовут?

— Валентина. Валя, — тихо ответила оробевшая девочка.

— Вале-тина? — переспросила Лиз. — Ну-у, очень длинно.

— Валья? — Басти будто пробовал на язык её имя. — Валья… Ты будешь у нас жить. Папа сказал. Вот здесь — за кухней. А ты правда из другой страны? Ты нас понимаешь?

— Правда. И я вас немножко понимаю. Не очень хорошо.

— Мы тебя научим. Да, Тиль?

— Научим-научим… — Тиль взглянул на Валю. — Чего ты так боишься? Мы не кусаемся.

— Оставьте её в покое, — сказала вошедшая Марта. — Успеете ещё задать свои сто вопросов. Идите во двор, нужно отцу помочь. — Дети послушно вышли, а хозяйка обернулась к Вале. — Меня зовут Марта Шольц, а моего мужа — Клаус. Не бойся нас, ты уже не в лагере. Ты меня понимаешь?

Валя кивнула.

— А откуда ты знаешь немецкий?

— Я учила в школе. Два года. Но я не всё понимаю.

— Привыкнешь. Когда заживёт твоя рука, — Марта указала на руку, чтобы Валя поняла, — ты будешь работать в доме и в усадьбе, как все мы. Ты не прислуга. У нас нет прислуги. Мы просто бауэры, и мы все работаем. Вот твоя комнатка. Маленькая, но отдельная. Так безопаснее. Отдыхай, а я вернусь попозже и покажу тебе всё наше хозяйство.

Кто первый назвал её «Вальхен» — она уже не помнила. Вроде бы маленькая Лизбет, которой не нравилось имя Валентина, да и «Валя» у неё тоже не получалось. Имя прижилось мгновенно, и теперь уже никто не зовёт ее иначе.

Валя заканчивала вечерние дела в кухне, когда Клаус, как обычно, устроился за обеденным столом — под самой яркой лампой — и взялся что-то ремонтировать или мастерить. Марта укладывала младших детей спать, Тиль унёс на задний двор здоровую корзину выстиранного белья — развешивать.