— Полез в лиф. Черт его дери, я залезу ему в штаны и оторву яйца! А еще лучше — задушу!

— Нет! Йен, это было очень давно. Теперь это не имеет значения.

— Имеет! — Он пристально посмотрел на нее. — Я знаю Пелема. Пощечина его не остановит.

Она отвела глаза, не в силах повторить ложь.

— Querida, расскажи все, — взмолился он.

— Он прижал мою руку к своим штанам, а я… я так надавила, что он завопил. Прибежала его жена. Как раз в тот момент, когда он замахнулся на меня.

— Боже мой, — только и мог произнести Йен. — Ты еле спаслась.

Только сейчас Фелисити поняла, что все могло быть гораздо хуже. Пелем не лишил ее девственности, он даже не ударил ее, не успел. Но с тех пор, как это ни глупо, Фелисити стала с предубеждением относиться ко всем мужчинам высокого ранга.

— Представляю себе, какой скандал ему закатила жена, — хмыкнул Йен.

— Вообще-то она обвинила меня, — очень спокойно сказала Фелисити. — Леди Пелем отвела меня к отцу, заявила, что я распутница и что он должен меня выпороть.

— Вот сука! Она рассмеялась.

— Выбирай выражения!

— Зачем? Я для публики не пишу. — Он прижал ее к себе. — Ты была к ней слишком великодушна в своей колонке.

Колонка. Фелисити про нее и забыла.

— Обычно я не бываю желчной, даже когда пишу о папиных патронах, но мне нездоровилось.

— Я действительно «самонадеянный осел». Фелисити едва сдержала стон.

— Ты не осел.

— Осел. Ничуть не лучше Пелема. — Нет!

— Я целовал тебя против твоей воли, я домогался тебя у Уортингов…

— Ты не домогался! Не принуждал меня. Мне нравилось то, что ты делал. А Пелем унизил меня. Он был мне противен. Ты мог лишить меня девственности, но в последний момент остановился. И я поняла, что не все аристократы такие, как Пелем.

У него заблестели глаза.

— Но через неделю я тебя соблазнил. Она прижала палец к его губам.

— Не смей говорить о себе, как о Пелеме. Ты не взял меня силой, это был мой собственный выбор. И я о нем не жалею.

Йен наклонился к ней.

К собственному стыду, она не уклонилась от его поцелуя. Но почему она должна стыдиться? Ведь они муж и жена. Он ее муж, она его жена, в этом нет ничего плохого. Поцелуй полон восторга и нежности, он стер все мысли, кроме одной — об их последнем соитии.

Он сдвинул с ее плеч халат, и она обвила его шею руками.

— Моя милая, моя querida! — Он сжал двумя пальцами ее соски, и они затвердели. В жилах забурлила кровь.

«Любовь моя», — мысленно произнесла Фелисити.

Спустив рубашку так, что обнажилась грудь, он завладел ее губами. Фелисити прижала к себе его голову и покрыла ее поцелуями.

Дальше все пошло слишком быстро: он опрокинул ее на спину, лег на нее, погладил внутреннюю сторону бедер. Ее охватила паника. У нее месячные, они не могут, нельзя.

Она отчаянно ухватила его за кисть руки.

— Нет, Йен, нельзя.

— Не делай этого со мной опять, querida! — прорычал он, остановив на ней затравленный взгляд.

— Я не хочу, видит Бог, не хочу! Больше не хочу. Но… — Она густо покраснела. — Но я… у меня… о Боже, как стыдно. У меня сейчас месячные. Я не вышла к обеду, и тебе сказали, что мне нездоровится.

Услышав это, Йен застонал и уткнулся ей в плечо.

— Черт возьми, до чего же мне не везет!

— Извини. Я должна была тебя предупредить.

— Ничего, впереди у нас много ночей. — Он как ни в чем не бывало поцеловал ее в щечку. — Не так ли?

Она понимала, что Йен имеет в виду. Пора сделать их брак настоящим. Фелисити это поняла, когда он разозлился на ее колонку.

Значит, надо ему показать, что она любит его, несмотря ни на что.

— Да, впереди у нас много ночей. Уже через несколько дней мы сможем…

— Хватит, querida. — Он криво улыбнулся. — Умоляю, не говори о том, что мы будем делать через несколько дней. Несколько дней мне кажутся вечностью.

— Мне тоже, — сказала она, засмущавшись.

Он вздохнул и упал на кровать рядом с ней. Наступило молчание. Наконец он заговорил:

— Значит, ты еще не забеременела?

— Нет. К сожалению.

— Не о чем жалеть, у нас уйма времени.

Но почему он разочарован? Почему так торопится с наследником?

Он поднялся с постели.

— Пожалуй, я пойду, тебе надо отдохнуть. Она взяла его за руку.

— Останься. — Она погладила его длинные пальцы со шрамами.

— Остаться и не притрагиваться к тебе? Прости, querida, но когда последний раз мы делили постель, не занимаясь любовью, я от отчаяния напился. Не хочу, чтобы это повторилось.

— Не повторится. Я буду хорошей женой. Обещаю тебе.

Он потрепал ее по щеке.

— Спокойной ночи. Если к утру не передумаешь, мы пойдем навестим моих арендаторов, я вас познакомлю.

Она улыбнулась:

— С удовольствием.

Он ушел. Фелисити села за стол, перечитала статью. Такое впечатление, будто она дразнится и показывает язык. Как озорной мальчишка.

Впервые за долгие годы злость на Пелема уступила место глубокой жалости. Ведь он может овладеть женщиной только силой. Жене его тоже не позавидуешь. Не дай Бог жить с таким негодяем. И что бы ни написал лорд Икс, ситуация не изменится.

Поколебавшись, Фелисити взяла перо и вычеркнула все, что касалось Пелема и его жены.

Там, где не хватает слов, говорят дела.

Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 30 декабря 1820 года

Когда Йен покидал спальню Фелисити, из головы у него не шли ее слова: «Я буду хорошей женой. Обещаю тебе». Наконец-то он ее победил.

Но позднее, лежа в одинокой, холодной постели, он снова прокрутил в памяти ее слова, и у него шевельнулось дурное предчувствие. Она не сказала: «Я буду тебе хорошей женой, потому что хочу тебя». Она просто признала свой супружеский долг. Но долг — это одно, а желание — совсем другое.

На следующее утро он послал слугу сказать ей, что визит к арендаторам отменяется. Как он посмотрит ей в глаза? Она рассказала, что ей пришлось пережить в ранней юности, и теперь он оценивал собственные поступки под этим углом зрения.

Он обвинял себя во всех смертных грехах, в том числе и в высокомерии по отношению к ней, и он не решался попадаться ей на глаза.

Остается всего день до сочельника, послезавтра они возвращаются в Лондон. Что ему делать с Фелисити?