Андрею приносили бумаги на латыни, уйгурском, польском и немецком языках. Он исправно переводил. Однако занятие его было скучным, в бумагах не содержалось чего-либо серьезного, и Андрей сделал вывод, что его отправили в ссылку. Не в прямом смысле – в кандалах в Сибирь, но от действительно важных дел удалили. И он еще больше укрепился во мнении, что в Новгороде он персона нон грата из-за двойной политики. Пимен или Гермоген, а скорее всего – оба, на людях говорят о свободе Новгорода, но на самом деле ведут закулисные дела по переходу Новгорода под патронаж Литвы. В княжестве Литовском сейчас и так непростая ситуация, только что закончились переговоры с поляками, образовалась уния. Поляки попытались подмять под себя Литву и установить свои порядки, потому им самим не до Новгорода. Припоздал Пимен с тайной дипломатией на несколько лет.

В этой ситуации Андрею было жаль только новгородцев. И Пимен, и Иоанн ведут свою игру, а пострадают в итоге только новгородцы – бояре, ремесленники, купцы.

Понемногу вступила в свои права зима. Выпал снег, ударили первые морозы. Ребятня с радостным визгом каталась на санках с горок.

В один из дней, прогуливаясь по городу, Андрей нос к носу столкнулся с Прохором Захаровичем. Отвернуть, перейти на другую сторону улицы уже было поздно. Купец же встрече обрадовался:

– Андрей, ты ли это? Бодр, весел, выглядишь хорошо!

– Твоими молитвами, Прохор Захарович!

– Обиделся на меня?

– Есть такое дело, да только ведь на обиженных воду возят.

– А ко мне недавно муж Аглаи приезжал, Терентий, хотим капиталы объединить, – похвастал Прохор.

– Бог вам в помощь. Тороплюсь я, по делам, – ответил Андрей.

Уважение к Прохору Андрей потерял и разговаривать с ним желания не было, купец это понял. Разошлись они прохладно, и снова потянулись для Андрея серые будни.

Еще летом 1569 года к царю Иоанну явился волынец Петр – не исключено, что подосланный Малютой Скуратовым, и заявил, что новгородцы хотят предаться Литве и Польше и что якобы уже грамота Пименом, архиепископом новгородским, подписана, а также множеством видных людей; и положена сия грамота в Софийском соборе, за иконой Богоматери.

Иоанн отправил в Новгород вместе с Петром своего доверенного человека, который грамоту нашел и привез царю. Ездил ли он на самом деле в Новгород или передал царю врученную ему Малютой грамоту – неизвестно. Вполне мог съездить и найти специально подброшенную грамоту. Любой находящийся в храме мог улучить момент и сунуть бумагу за икону.

Подписи на грамоте были, но, скорее всего, – искусно подделанные. Кто бы в здравом уме хранил столь серьезный документ за иконой, в храме, в общедоступном месте?

Но Иоанн поверил, а может, только сделал вид, что поверил. Ему нужен был повод для устранения новгородской вольницы, и повод удачно нашелся. В тот момент у Иоанна были варианты, которые он обдумывал: двинуть войска на Крым, покорить тамошних татар, как до того Казань, или разгромить Новгород и Псков и продолжить Ливонскую войну?

Царь выбрал второе. И уже в начале декабря 1569 года Иоанн с опричным войском выступил из Александровской слободы. Войско было многочисленно, а вот провизии для кромешников в обозах не везли. И они, как захватчики-чужеземцы, начали грабить свои же волости и города.

Первым попал Клин, тверской город. Разграбив его дочиста, убив многих бояр, боярских детей, людей торговых и служивых, уже обремененный обозами с трофеями, царь с войском двинулся на Тверь. Город уже почти век был под рукой великих московских князей, но Иоанна это не остановило. Грабежи и убийства продолжились.

Андрей узнал о приближении к Твери опричного войска от послушника. Тот был послан настоятелем монастыря на монастырские земли, узрел на дороге многочисленное опричное войско, обрубил постромки и, бросив сани, верхом на лошади примчался в монастырь.

Добра от опричников не ждали, поэтому встревожились. Андрей же, как услышал о войске, сразу решил:

«Вот оно, началось! И попытка отравить Иоанна также не удалась! Надо срочно ехать в Новгород, предупредить! Может быть, кто-то послушается, внемлет его словам, успеет уйти из города».

Он оседлал свою лошадку – застоялась она уже в монастырской конюшне – и предупредил Ферапонта о том, что уезжает.

– Не было о том в письме! – удивился Ферапонт.

– Через неделю тут одни трупы будут! Лавки разграбят, а монастырскую казну увезут. Уходить надо, спасаться!

– Господь не позволит! – твердо заявил монах.

– Ну-ну, твои слова да Богу в уши. Пожалеешь, что не послушал. – Андрей вскочил на коня и выехал из монастыря.

А «голова» опричного войска уже вползала в славный город Тверь.

Кромешники сразу кинулись по торговым рядам, по лавкам, жадно набивая переметные сумы чужим добром. Сопротивлявшихся же безжалостно рубили – царь дал им полную волю. Но это были простые кромешники. В монастыри же и церкви царь направил опричные сотни. Они забирали церковные и монастырские казны, снимали с икон дорогие оклады. Над городом стояли плач и стенания.

Но Андрей этого не видел – он гнал лошадь по санному пути, по льду рек. Ну, гнал – это преувеличение. Погонял плеткой, лошадка смирная, добавляла на некоторое время ход, потом снова переходя на шаг.

И все-таки в Новгород он прибыл вовремя. Жизнь здесь текла спокойная. По улицам ходили люди, шумел торг, на площадях веселили горожан скоморохи. И не верилось, что близился конец спокойствию и благоденствию, что очень скоро кончатся счастливые дни.

От городских ворот Андрей сразу направился на подворье Хутынского монастыря. Кинув поводья послушнику, коротко бросил:

– Отведи в стойло, расседлай, покорми.

А сам бросился по лестнице в кабинет Гермогена.

К его удовлетворению, монах оказался на месте. Увидев Андрея, он очень удивился:

– Ты же в Твери должен быть!

– Должен! Только в Твери ноне Иоанн с войском опричным бесчинствуют. Полагаю, на Новгород идет. Людей оповестить надо, пусть из города уходят. Ценности монастырские прятать надо!

– Погоди, – попытался остановить его Гермоген, – ты уж совсем не в себе, прямо какой-то конец света предрекаешь.

– В Твери монастыри грабят, лавки торговые разоряют, людей убивают. А Тверь, заметь, уж век почти под московской рукой. И то не жалеет, не бережет ее Иоанн. Что же тогда он с Новгородом вольным сотворит?

Видимо, озаботился Гермоген, поднялся со стула.

– Идем к архиепископу, надо Пимену из первых уст все услышать.

Вместе они пошли к Софийскому храму, главному в церковной иерархии храмов Новгорода.

Пимен только завершил службу. Он провел их в небольшую комнату.

– Говори, – толкнул локтем Андрея в бок Гермоген.