В какой-то момент Юра оказывается рядом со мной на диване. Его рука теряется в складках моей юбки и я чувствую, как деревянными пальцами он обводит белые кружева на бедре.

— Сегодня мои родители уйдут к твоей тетке, — шепчет он. — Первая брачная ночь все-таки.

Шампанское и «рафаэлки» тут же просятся наружу.

Я вскакиваю, как ужаленная, и бегу по лестнице вниз, через танцпол, сбивая кого-то с ног и путаясь в проклятой юбке. Чувствую чей-то взгляд, но их и так много: невеста всегда в центре внимания.

Настигаю туалет, перегибаюсь к раковине. Ничего. Только сердце колотится, как затравленное.

Лучше бы мне вообще умереть раньше, чем наступит эта первая брачная ночь.

Кажется, я впервые понимаю, во что вляпалась. Остатки здравомыслия орут о том, что надо трезветь и браться за ум. Пора выгнать этого мужчину из своей жизни, потому что и так все уже слишком далеко зашло. И если ничего не помогает, то надо тянуть себя за волосы из этого болота. Ведь я уже знаю разницу.

Руки трясутся, мокрая из-за брызг мраморная раковина скользит под пальцами. Тянусь к крану с холодной водой. Полоскаю рот.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Поднимаю глаза.

И встречаюсь с худшим кошмаром наяву.

Позади меня стоит Марк.

Я бросилась к дверям, но Марк успел первым. Щелчок замка показался таким же громким, как выстрел. Я оказалась в ловушке.

Только две раковины в куске мраморе справа от меня и дверь, ведущая к туалетным кабинкам. Можно попробовать убежать туда, закрыться от него хлипкой дверью, но не думаю, что она его остановит.

Спиной вжалась в холодную стену. Марк надвигался на меня медленно и неумолимо, как потемневшая штормовая волна. Дыхание хрипами царапало горло. Способность говорить атрофировалась.

Марк бесцеремонно наступил на подол моего платья, вжимаясь в меня всем телом. Меня тут же обдало перегаром. Уникальный запах сандала на его коже исчез под напором алкоголя. Глаза были красными, припухшими, а зрачки — расширенными.

Я дернулась всем телом, когда он очертил линию скул и от моего лица двинулся ниже. Отвернулась, не в силах выдержать тяжелый темный взгляд. Перестала дышать, когда рука, скользнув по груди, остановилась на талии.

— Вера-а-а… — выдохнул он. — Посмотри на меня.

Боль внутри меня взорвалась, как начиненная шрапнелью граната. Слишком больно. Слишком остро.

И вместо того, чтобы подчиниться, я, наоборот, закрыла глаза.

Марк зарычал и вжал меня своим телом в стену.

— Вера!

Закряхтел старый фатин на юбке. Марк стоял на подоле, и при этом почему-то, впившись ладонями в мою талию, приподнимал меня над землей.

Из-за кислых паров перегара снова накатила тошнота. Я стала вырываться, чтобы хотя бы добраться до раковины, но Марк воспринял это как бегство от него. А поэтому сильнее вцепился в меня, еще увереннее вжал в твердый кафель, касаясь меня своими бедрами.

Нагнулся и зачем-то провел носом по моей шее.

— Не оставляй меня, Вера… — пробормотал он, обдавая жарким дыханием ключицы. — Я виноват, что не рассказал тебе всего…

Нелогичное удовольствие, которое растекалось по телу от его ласк, снова превратилось в то удушливое чернильное пятно, центром которого была глубоко беременная женщина.

Я хотела о многом сказать ему, но мысли путались. Алкоголь сделал свое дело, язык стал неповоротливым, а речь неразборчивой, хотя обрывки фраз крутились в моей голове, как песни на быстрой перемотке. Я за ними не поспевала. Еще и потому что руки Марка уже скользили по моим бедрам, а язык выводил восьмерки на плече.

Мы оба были пьяны. Это факт.

И мы больше никогда не будем вместе. Это второй факт.

Я выдохнула, откидывая голову назад, затылком больно ударяясь о стену. Горячие губы Марка жалили подбородок и мои щеки. Он не лез ко мне с поцелуями, и на том спасибо.

Вдруг приподнял меня за ягодицы и подсадил на себя, заставляя обвиться вокруг его тела руками и ногами. Юбка путалась и снова рвалась. Вообще звук рвущейся ткани стал лейтмотивом этого странного прощания. Стал символом. Вместе с тканью рвались и те тонкие ниточки, которыми я привязала себя к нему. В последний раз. В последний раз, потому что я не могу ему противостоять, но больше никогда. У него другая жизнь. Совсем иная, и, наверное, той женщине он тоже говорил, что никогда не исправится и не перестанет спать с другими женщинами. Только об этом он никогда не врал мне.

Мысль о том, что скоро у Марка будет семья, вышибла остатки здравомыслия. Проехалась товарным поездом, впечатывая и размазывая осознанием, что зря я, наверное, осуждала других и смотрела на них свысока, когда они запирались с мужчинами в туалетах, подсобках или еще где. Ведь в определенных условиях я оказалась такой же. Ничем не лучше.

Все шлюхи. Марк прав.

Я вышла замуж несколько часов назад. А теперь другой мужчина отводит мои трусики в сторону, чтобы трахнуть в туалете клуба.

Марк не стал заморачиваться с прелюдией. Никакой ласки, никакой нежности. Это потребность действовать здесь и сейчас, потребность получить свое и отдать ему себя. Теперь я знаю больше. Теперь не я буду стоять по ту сторону двери с квадратными глазами, как в аэропорту. Теперь я буду той, кто выйдет из туалета со странным блеском в глазах и ярким румянцем на щеках.

Как все изменилось для хорошей девочки Веры…

А Марк даже не был принцем, все это время Марк был и по-прежнему остается Чудовищем.

Разом, и он весь во мне, и это лучшее из того, что я испытывала в своей жизни. Меня душат слезы восторга и жалости к самой себе. Надо же было быть такой дурой, чтобы еще и влюбиться в него. Отдать сердце тому, кто действительно не верит и не испытывает чувства.

— Вера… Вера..

Мое имя. С каждым толчком он шепчет мое имя, как будто старается не забыть, кого он трахает на этот раз. Я вздрагиваю от сильных глубоких ударов, и мне охренеть, как хорошо. Я еще не делала это стоя, когда меня держат на весу. И в то же время мне охренеть, как больно, потому что с каждым толчком Марка, с каждым произнесенным моим именем конец все ближе. Точка невозврата давно пройдена. И теперь мы замерли в шаге от финала. Никогда не знала, что такое прощальный секс, а теперь знаю и это. Теперь я знаю слишком много.