– Берегитесь, ваше высочество, – сказал де Гиш, хмуря брови, – вы требовали от меня правды.

– Да, – ответил принц с дрожью в голосе.

– Итак, я вам скажу правду.

– Не торопись, Гиш, – вскрикнул принц, – успеешь! Посмотри на меня хорошенько и припомни ее; впрочем, вот ее портрет, возьми.

И он подал графу миниатюру тонкой работы.

Де Гиш взял портрет и долго смотрел на него.

– По чести, – произнес он, – очаровательное лицо!

– Да посмотри хорошенько на меня, смотри же! – воскликнул принц, стараясь привлечь к себе внимание графа, целиком поглощенного портретом.

– Изумительное, – прошептал де Гиш.

– Право, можно подумать, – продолжал принц, – что ты никогда не видел этой маленькой девочки.

– Я ее видел, ваше высочество, правда, лет пять тому назад; а между двенадцатилетним ребенком и семнадцатилетней девушкой – большая разница.

– Ну, говори же свое мнение.

– Я думаю, что портрет приукрашен, ваше высочество.

– О да, это верно, – с торжеством сказал принц. – Художник ей польстил. Но, предположив даже, что она такая, выскажи свое мнение.

– Ваше высочество очень счастливы, имея такую очаровательную невесту.

– Хорошо, это твое мнение о ней, а обо мне?

– Я считаю, ваше высочество, что для мужчины вы слишком красивы.

Шевалье де Лоррен расхохотался.

Принц понял иронию, которая заключалась в мнении де Гиша о нем, и нахмурил брови.

– Не очень-то любезные у меня друзья, – проворчал он.

Де Гиш в последний раз взглянул на портрет и неохотно вернул его принцу:

– Положительно, ваше высочество, я предпочту взглянуть десять раз на вас, чем еще раз на принцессу.

Несомненно, де Лоррен усмотрел тайный смысл в словах графа, ускользнувший от принца, и потому заметил:

– Женитесь тогда!

Герцог Орлеанский продолжал накладывать румяна на лицо; покончив с этим, он опять посмотрел на портрет, полюбовался на себя в зеркало и улыбнулся.

Без сомнения, он остался доволен сравнением.

– С твоей стороны очень мило было прийти, – кивнул он де Гишу, – я боялся, что ты уедешь, даже не простившись со мной.

– Ваше высочество слишком хорошо знает меня, чтобы считать способным на подобную неучтивость.

– Ты, вероятно, хочешь попросить меня о чем-нибудь перед отъездом из Парижа?

– Да, ваше высочество, вы угадали, у меня действительно есть к вам просьба.

– Хорошо, говори.

Де Лоррен весь превратился в слух; ему казалось, что всякая милость, оказываемая другому, украдена у него. Де Гиш колебался.

– Может быть, ты нуждаешься в деньгах? – спросил принц. – Это как нельзя более кстати, я сейчас очень богат. Суперинтендант финансов прислал мне пятьдесят тысяч пистолей.

– Благодарю, ваше высочество, речь идет не о деньгах.

– Чего же ты просишь? Говори.

– Назначения одной фрейлины.

– Ого, Гиш, каким ты становишься покровителем! – презрительно заметил принц. – Неужели ты только и будешь говорить мне о разных дурочках?

Де Лоррен улыбнулся: он знал, что принц не любил, когда покровительствовали женщинам.

– Ваше высочество, – сказал граф, – я не покровительствую особе, о которой говорю вам; за нее просит один из моих друзей.

– А, это дело другого рода. А как зовут особу, за которую просит твой друг?

– Мадемуазель де Ла Бом Леблан де Лавальер, фрейлина вдовствующей герцогини Орлеанской.

– Фи, хромая, – зевнул де Лоррен, полулежа на подушках.

– Хромая! – повторил принц. – И она постоянно будет перед глазами моей жены? Ну нет, это слишком опасное зрелище при беременности.

Шевалье де Лоррен расхохотался.

– Господин де Лоррен, – остановил его граф, – вы поступаете невеликодушно: я прошу, а вы мне вредите.

– Извините, граф, – сказал де Лоррен, встревоженный тоном, каким де Гиш произнес эти слова. – Я совсем не хотел этого, и, право, мне кажется, что я спутал эту девицу с другой особой.

– Без сомнения. Я уверяю вас, что вы ошиблись.

– Но скажи, для тебя это очень важно, Гиш? – поинтересовался принц.

– Очень, ваше высочество.

– Хорошо, решено. Но больше не проси ни за кого: все места заняты.

– Ах, – воскликнул де Лоррен, – уже полдень: этот час был назначен для отъезда.

– Вы прогоняете меня, сударь? – спросил де Гиш.

– О, вы меня обижаете, граф! – ответил де Лоррен.

– Ради бога, граф; прошу вас, шевалье, не ссорьтесь, – капризно попросил принц. – Разве вы не видите, что это огорчает меня?

– Нужна подпись, – напомнил де Гиш.

– Вынь из этого ящика патент и дай мне.

Одной рукой де Гиш подал принцу бумагу, а другой – перо, которое обмакнул в чернила.

Принц поставил подпись.

– Бери, – сказал он, подавая графу бумагу, – но с условием: помирись с Лорреном.

– Охотно, – поклонился де Гиш.

И он протянул руку любимцу герцога с равнодушием, похожим на презрение.

– Идите, граф, – сказал де Лоррен, по-видимому, не заметив его пренебрежения, – уезжайте и привезите нам принцессу, которая должна не слишком отличаться от своего портрета.

– Да, уезжай и возвращайся скорее. Кстати, кого ты с собой берешь?

– Бражелона и Варда.

– Славных спутников, очень храбрых.

– Слишком храбрых, – заметил шевалье. – Постарайтесь привезти назад обоих, граф.

«Подлая душа, – подумал Гиш. – Он прежде всего и повсюду чует зло».

И, поклонившись принцу, он вышел.

Выйдя во двор, он помахал подписанным патентом.

Маликорн бросился к нему и, дрожа от радости, схватил бумагу. Но когда Маликорн прочел ее, де Гиш понял, что он ждет еще чего-то.

– Терпение, терпение, – засмеялся граф. – Дело в том, что там был де Лоррен, и я побоялся потерпеть неудачу, попросив слишком многого. Дождитесь моего возвращения. До свидания.

– До свидания, господин граф. Тысяча благодарностей, – сказал Маликорн.

– Пошлите ко мне Маникана. Да, правда ли, что де Лавальер хромает?

Когда он произносил эти слова, позади него остановилась лошадь.

Граф обернулся и увидел, как побледнел Бражелон, въехавший в это мгновение во двор. Бедный влюбленный слышал его слова. Но Маликорн не слышал; он отошел уже слишком далеко.