Когда расстроенный К-2 ушел к себе, Арвис немедленно разделся до трусов и залез ко мне под одеяло. Обнял. Потом закинул колено на мой живот. Я взвыла — синяков там было не меньше, чем на боках или на ногах. Колено убралось. И немедленно его место заняла горячая ладонь. Которая тут же поползла вниз.

Пришлось пресечь это дело, перехватив длань в районе пупка. Моя защита, которую я уже бережно протерла тряпочкой с маслом и спрятала в шкаф, понаделала мне потертостей, наминов и понаставила синяков, которые неделю заживать будут. Причем все в очень интересных местах. Но дело даже не в том. Просто ладонь Арвиса — это очень отвлекающе, мысли разлетаются из головы вспугнутыми воробьями. А я хотела с ним поговорить.

— Арвис, я рассказала К-2 не все.

— Я понял.

— Тогда иди ко мне и смотри сам.

Две головы на одной подушке, переплетенные стиснутые пальцы, закрытые глаза… и убийственно серьезные лица.

Тот голос — бархатистый, чуть картавый — звучал в моих воспоминаниях плоско. Но я была уверена — этого ублюдка я узнаю, где бы ни встретила. А искать его надо во дворце.

Арвис сжал мои пальцы так, что чуть не сломал, когда я передала ему то, о чем не стала говорить в присутствии К-2, — что меня собирались пытать до смерти, чтобы свести с ума или хотя бы причинить боль ему. Но была и хорошая новость — они не знают, кто я на самом деле. Меня называли Иримэ. Для них я — профессорская племянница из глубинки, постельная грелка маэллта, а не Машка-из-другого-мира-потеряшка.

Попытка изнасилования никакой полезной информации не несла, я вывалила ее до кучи. Ему это облегчит угрызения совести от трех очередных убийств, хотя сомневаюсь, чтобы он сожалел об этом. А мне было необходимо разделить с кем-то это жуткое воспоминание — присутствовало ощущение, что вариться тут в собственном соку нельзя — с ума сойдешь. Все же мне до крепкого тренированного средневекового менталитета — пилить и пилить. Как до орбиты Марса, ага.

— Когда я внезапно перестал тебя чувствовать, чуть с ума не сошел. — Голос Арвиса был тих. — Кинулся тебя искать. Примчался к профессору — тот сказал про рынок. Побежали вдвоем и наткнулись на Сируса в луже крови. А потом был самый жуткий день в моей жизни — я только надеялся, что если ты жива, то сообразишь, как дать мне знать, где ты…

— Я думала завизжать, что под ведро на голову кто-то заполз. Устроить истерику, чтобы его сняли… но не могла — во рту был кляп, — пожаловалась я. — Но ты пришел сразу, как я позвала.

— Ну, я же ждал твоего зова… — Он ткнулся носом мне куда-то в ухо.

Я повернулась на бок к нему лицом, поерзала, поудобнее устраивая мои синяки и шишки, и спряталась у него на груди, в кольце рук. Тут надежно. И не страшно.

Любовь как страхование жизни: чем позже подписываешь договор, тем выше взносы.

С. Гитри

Следующие пару дней Арвис от меня не отходил, стараясь постоянно держать в поле зрения. Будто меня могло ветром унести. Как Мэри Поппинс. Это было здорово, но слегка неудобно. У меня болело все — руки, ноги, голова, живот, спина, кожа и кости. Сама б я завела горшок под кроватью… но в его присутствии это казалось невозможным унижением, поэтому, отвергая помощь, я ползала вверх-вниз по лестнице. Он рвался меня полечить. Оказывается, мать и тут наградила его и брата специфическими талантами. Я отказалась наотрез, понимая, что тот прыжок бес знает куда и так чуть не заставил его надорваться. Только спросила, не останется ли у меня следов на лице? Услышав, что рот заживет без последствий, успокоилась. Вот и пусть заживает потихоньку…

В разговорах мы опять вернулись к военной тематике.

Я вспомнила, что в Средние века на Земле существовала чертова туча наемников. Вроде как даже на поле Куликовом дрались то ли венецианцы, то ли генуэзцы. Причем почему-то на стороне татар. Может быть, и тут есть такое? И, если собственная армия недостаточно велика, можно ее усилить отрядами профессионалов? У меня самой денег уже столько, что могу полк в течение года содержать.

Арвис задумался. Оказалось, три малых княжества к западу от наших границ как раз жили тем, что успешно сдавали своих сынов в аренду.

Выходило, что, если подтолкнуть прогресс, торгуя оконными стеклами, зеркалами, печатными тканями, мясорубками и прочим нужным народу товаром, можно получить кучу денег. А на деньги купить защиту.

Дальше. Надо натренировать отряды собственных горных егерей, которые держали бы закрытыми и от вторжения, и от шпионов высокогорные перевалы Аррите. Что такое егеря? Мужики такие бородатые в камуфляже. А что такое камуфляж? Сейчас объясню, дорогой.

Да, скажи-ка мне, Арвис, текут ли реки с гор через прибрежную полосу, которую надо защищать? Да? Целых три и не маленькие? Вот и отлично. Наверняка можно тоже устроить искусственные озера, запрудив их где-нибудь повыше, а потом взорвать перемычки и смыть все внизу к такой-то матери селевым потоком. А тех, кого не смоем, расстрелять сверху. Из минометов, ага. Мы же их сделаем, да?

Так… а та, оккупированная Лиорта… какой там настрой у народа? Вряд ли хороший, если столько беженцев? А рельеф какой? Леса там есть всякие? Есть? Отлично! Будем спонсировать разбойников и партизан. Кто такие партизаны? Это такие специальные разбойники, которые грабят только чужих. Да. Еще, как появится новое оружие, зашлем несколько диверсионных групп — пусть проредят ряды высшего начальства…

И вообще — нельзя ли в Талисии устроить революцию? Подобрать вменяемого кандидата, который устроит народ, и устроить дворцовый переворот. Пусть дерутся сами с собой. Судя по всему, хуже там уже не будет.

Арвис сообщил мне, что я озверела. Но аккуратно записывал все мои озарения в тетрадочку.

А по вечерам перед сном мы подолгу целовались. Рот уже почти зажил, хотя с перевязанными ребрами мне предстояло ходить еще неделю. Арвис обращался со мной, как с хрустальной вазой. Кажется, для нас обоих это был новый опыт. Для него было внове так хотеть женщину и сдерживаться, чтобы ее сберечь. А я впервые настолько доверяла мужчине и настолько его желала. Если б была здорова — и думать не стала. Да и сейчас меня сдерживали не столько увечья, сколько мысль, что, завопив от боли в ребрах не в тот момент, могу все испортить. Лучше потерпеть. Хотя умерить фантазию не получалось — все же Интернет жутко развращает!

Кстати, был один вопрос, который не по-детски тревожил: а как они тут предохраняются? Цикл у меня в этом мире гулял так, что уверенно сказать, когда безопасно, а когда нет, я не могла даже приблизительно. А страх, что меня может перебросить назад, в Москву, а мой любимый или, еще хуже, мой ребенок останутся тут — был одним из самых главных ужасов, сдерживающих бушевавшие в присутствии Арвиса инстинкты.

Наконец, не выдержав, изложила все это Арвису.

Тот рассмеялся:

— Ты ставишь все с ног на голову, Мариэ. Привязанность к кому-то — сама по себе якорь. А если ты родишь ребенка, то никуда уже от него не денешься. Будешь принадлежать этому миру. И мне.