Она соскользнула с сиденья.

К ним присоединился второй детектив.

— Par ici[102], — сказал он, указывая на дверь.

На мгновение они замерли перед входом, не зная, кому идти первым. Она женщина, к тому же хорошо одетая блондинка и жена дипломата. Важная персона. Но она же — источник неприятностей. Она сделала шаг вперед, прокладывая путь им и себе. Они последовали за ней. Первый детектив протянул руку и открыл ей дверь. Она вошла. Они отметили ее у стойки дежурного, и он ей кивнул, но тут же забрал мобильник, провел ее в другую комнату и попросил подождать. В комнате стоял длинный массивный стол из дерева и несколько складных стульев. Больше ничего. В воздухе кружатся пылинки, словно заведенный механизм без чувства времени. На часы она не смотрела. Наконец детективы вернулись; впереди шел третий, более подтянутый, но заспанный, будто его только что разбудили.

— Madame, — произнес он, протягивая ей руку.

— Commandant, — ответила она, пожимая ее.

— Merci d’être venue[103].

Веером разложил перед ней мужские фотографии. Ее вдруг охватила усталость. Слишком длинный день. Она в нерешительности задержала взгляд на одном из снимков. Турок уже без куртки, лицо как будто в синяках, или это свет так падает. Нет ни следа той нежности, с которой он рассказывал о йогурте, который готовит его жена. И тем не менее как будто он. Она легонько подтолкнула фотографию вперед. Commandant попросил ее хорошенько подумать.

— C’est difficile avec une photo[104], — заметила она.

— Il faut être sûr[105].

Она кивнула и на мгновение задумалась. Репортер говорил, что подозреваемого опознали по фотографии.

— Je veux le voir. Le prisonnier. En personne[106].

Начальник задумчиво посмотрел на нее, затем повернулся и резко приказал одному из детективов:

— Reveillez-le[107].

Сейчас заключенного разбудят. Он упрятан где-то глубоко внутри здания, в камере предварительного заключения, в ожидании утра и новых допросов. Которых не будет, если его арестовали по ошибке. Если ей удастся это доказать, французская полиция окажется в страшно неловком положении. Совсем плохо, если выяснится, что его допрашивали с пристрастием. Полиция так гордилась быстротой и продуктивностью своих действий; возможно, теперь их начальнику придется публично признать ошибку. И его фотография обойдет все газеты вместе с ее фотографией.

Она взглянула на аккуратные лунки ногтей, на блеск бриллианта на обручальном кольце, на пустое место там, где совсем недавно сиял и переливался изумруд. Они расстались, неся каждый свою ношу, — и она не может повернуть назад. Что сделано, то сделано. И навсегда останется с ней. Но ведь можно идти вперед. И она больше ни в чем не винит Найла.

— S’il vous plait[108], — сказал начальник.

Вопреки рассудку она все еще надеялась, что арестованный — не ее турок, просто похож на него. Быть может, на телевидении перепутали их фотографии? Человек на полицейском фото кажется каким-то вылинявшим, сломленным, взгляд никак не сосредоточится на его лице. Может, она просто слишком устала. Посмотрит на живого человека и качнет головой. Поедет домой, скользнет под одеяло рядом с Эдвардом, закроет глаза и забудет весь этот день. Не нужно будет подписывать протокол опознания, ее заявление уничтожат. И никто ничего не узнает. Ни британское посольство, ни помощник министра.

Она покачала головой. Не важно, поедут они с Эдвардом в Дублин или нет. И то, что Найл все-таки жив и вернется на свой остров, который любит настолько, что готов ради него все поставить на карту, и, если ему повезет, ему простят долг, и он опять станет одним из многих светлокожих веснушчатых мужчин под пятьдесят в ирландской толпе, и будет как-нибудь перебиваться — все это сейчас не имеет никакого значения. Она приняла решение. И уверена, что не ошиблась.

Комната кружится перед глазами. Какая страшная усталость!

Вернулся второй детектив. Она поднялась и прошла вслед за ним и майором вдоль еще одного коридора вниз по лестнице. Дойдя до последней ступеньки, майор замедлил шаг и сказал:

— C’était courageuse d’être venue[109].

Заголовки, фотографии, а потом годами ее имя будет гулять в Сети. Каждый раз, когда его кто-нибудь наберет в «Гугле», ее фотография выскочит рядом с фотографией турка. И подпись под ними — такая, какой захочется публике. Последствия для карьеры Эдварда. Друзья, одноклассники, учителя будут пялиться на мальчиков и шептать им вслед: «Его мать вступилась за того террориста».

Ее шаги вместе с шагами детектива и майора шлепают вдоль следующего коридора. Почти нет эха. Наверное, они глубоко под землей и со всех сторон тоже земля, но она уже совершенно не ориентируется.

Подошли к двери, и майор остановился:

— Mais pourquoi vous n’êtes pas venu plus tôt? Pourquoi vous avez attendu pour minuit?[110] — Положив руку на дверную ручку, он ждал ответа.

Что сказать? Что раньше была занята подготовкой к ужину? Хотела сначала проститься с Найлом? Боялась, что, если за ней установят наблюдение, за ним тоже будут следить и ему не удастся уехать из Парижа незамеченным? Что вообще не пришла бы, если бы не узнала, что ее сын готов повторить ее ошибки?

— Je suis venue[111], — ответила она. Достаточно того, что она все-таки пришла.

— Мадам Мурхаус, — вдруг обратился он к ней по-английски, — вы понимаете, что он — плохой человек? Даже если не он совершил сегодняшнее убийство.

— Потому что состоит в националистической организации?

— Она замешана в террористических актах.

— Есть ли свидетельства, что он тоже в них замешан?

— Разве это имеет значение?

— Возможно. До сих пор?

— Простите?

— Он до сих пор состоит в этой организации? Является ее активным членом? Если нет, занималась ли организация террором, когда он в ней состоял?