— До свидания.

— Дозавтра. Всех благ, Элизабет.

Я завершила вызов и уставилась на телефон. Сколько всего я сейчас узнала за несколько минут. Это надо постараться переварить. Я пошла быстрыми шагами к холодильнику и открыла дверцу, выбирая что-нибудь. Без алкоголя не разобраться, нужно обязательно что-то выпить. Обнаружила в своем холодильнике бутылку белого вина, которую я явно туда не ставила, но не было времени задумываться о том, откуда она там появилась — время действовать. Как настоящий профессионал, ловко открыла штопором вино и налила себе бокал, присаживаясь на стул в кухне.

Итак, что я сейчас узнала из разговора с начальником?

Томас рассказал ему о нашей свадьбе и тот безмерно счастлив. Козёл. Трепач.

Томас Кент — не просто офисный работник, а практически родственник с Брауном. Неожиданно. На самом деле, неожиданно. Никогда не замечала какого-то особого отношения к Кенту от Брауна.

Что-то произошло с родителями Томаса и он очень переживал, пытаясь справиться с горем. Получается, они мертвы. Погибли? Были участниками какой-то катастрофы? Авария? Попробуй тут угадай.

В груди все сжалось, будто какого-то родного и очень мне любимого человека сейчас постигло несчастье. Но ведь Томас и есть — родной мне человек. На глазах выступили слезы и руки начали подрагивать. Смахнула непрошеные слезы, но отнюдь не успокоилась. Я даже не знала этих людей, но почему-то очень близко к сердцу восприняла трагическую потерю Томаса. Какой же это ужас: потерять сразу обоих родителей. Бедный мой Томас. Сердце ныло все сильнее и сильнее, словно меня поглощало что-то тёмное и холодное. Боль. Это боль утраты. Сделала глубокий вдох и посмотрела на потолок, пытаясь успокоиться. Невольно вспомнила сестру, о которой пыталась думать как можно реже. Прикусила губу, стараясь не раскиснуть окончательно, и стала глубоко дышать. Многие из нас когда-то кого-то потеряли и те, кого постигла эта участь, всегда воспринимают чужую утрату с отраженной болью в своем сердце. Видимо, у нас с Томасом есть что-то общее, о чем мы стараемся не думать, что пытаемся утихомирить где-то глубоко в груди, чтобы не было так больно. И новость о смерти его близких стала трагедией и для меня, ведь чертов Томас Кент очень дорог мне, как бы я не пыталась это отрицать.

Лиззи

Честно говоря, за эти все дни я уже и отвыкла просыпаться так рано. С трудом разлепив веки, я сползаю с кровати и плетусь на кухню, чтобы сделать себе кофе. Все тело тяжёлое и совершенно не хочет меня слушаться. Ненавижу Томаса Кента, который заставил меня сегодня идти на работу. Вот как можно поверить в его любовь, если он принуждает меня так рано просыпаться? Нет, любящие люди так не поступают.

Смотрю, как закипает чайник и зеваю. Сил варить кофе нет, поэтому обойдусь растворимым. Без сахара. Чтобы сразу проснуться. Насыпаю две ложки с горкой кофе и заливаю кипятком. Пара глотков, обожженные губы и язык, и вот я уже проснулась. Потягиваюсь, направляясь в ванную, но останавливаюсь, услышав звонок в дверь. Какого?..

Иду посмотреть на придурка, которому не спится в такое время и высказать все, что я думаю о таких ранних звонках в дверь. Смотрю в глазок и вижу Томаса, мать его, Кента собственной персоной. Да, что же не так с этим мужчиной?! Почему он просто не оставит меня в покое?

— Что тебе надо? — кричу через дверь, даже не думая открывать Томасу.

— Лиззи, впусти меня.

— Не впущу.

— У меня есть ключи, могу и сам открыть.

Черт. Засранец. Топаю ногой и открываю дверь, одаривая Томаса убийственным взглядом.

— Что тебе надо?

— Пришёл проверить, собралась ли ты уже. Давай скорее, а то можем опоздать. Я подвезу тебя.

— Мне не нужно, чтобы ты меня подвозил.

— Это не обсуждается. Собирайся скорее.

— Томас! — рычу, сжимая зубы, — я же сказала, что нам нужно расстояние.

— Сказала. А я не согласен.

— Ну, почему ты такой? — топаю в раздражении.

— Одевайся. Даю тебе пять минут. Не успеешь — повезу тебя в таком виде.

Я смотрю ошарашенно на наглеца, пытаясь убить его своим взглядом, но он никак на меня не реагирует. Твою ж мать! У меня только пять минут! Ведь Томас Кент всегда серьёзен, если дело касается опозданий. Может и исполнить своё обещание. Отхожу от него медленным шагом с расправленной спиной и высоко поднятой головой, а потом бегу, что есть сил в ванную, ведь мне нужно еще и накраситься за это время!

Мы едем в полной тишине. Томас просто игнорирует меня. Ладно, согласна, ему есть на что обижаться, но игнорирование — это чересчур. Похлопываю по колену ладошкой в такт музыки из колонок, пытаясь хоть чем-то себя занять. Не люблю находиться в некомфортных ситуациях, а именно сейчас мне некомфортно.

— Не ерзай, — бурчит Томас, даже не смотря в мою сторону.

— Не указывай мне, что делать.

— Как-будто ты когда-нибудь слушаешь, — так же грубо отвечает Кент, глядя перед собой.

— Ну, если я тебя так раздражаю — мог бы и не заезжать за мной. И вообще, оставить меня в покое. Как я тебя и просила.

— Я сам решу, что мне делать.

— Вот и я сама решаю. Поэтому буду ёрзать столько, сколько захочу! — огрызаюсь и скрещиваю руки на груди. Ну вот, совсем мне настроение испортил. Уже вообще ничего не хочется, только надуть губки и смотреть на проносящийся мимо индустриальный пейзаж. — Только дождя не хватает, — произношу вслух, пялясь в окно.

— Дождя? На улице отличная погода. Какого дождя? — всматривается куда-то вдаль Томас.

— Огромного грозового облака, которое бы залетело к нам в машину и залило тебя с ног до головы. Как в мультиках, — закатываю глаза. Неужели не очевидно?

— Бл**,- смеётся Томас. И от звука его смеха мне сразу становится лучше.

И фраза-то какая романтичная…

Кент нажимает на кнопку панели и музыка становится громче. Какая-то старая песенка в стиле кантри, но очень милозвучная и приятная.

— Мама любила эту песню, — поясняет с улыбкой Томас, а у меня в груди все сжимается. Кладу ладонь ему на колено и легко сжимаю. — Она любила танцевать на кухне, прямо как ты. И очень часто попадала в неловкие ситуации, а папа всегда был её спасителем, хоть и припоминал ей все проколы, шутя. Они любили друг друга.

— Я вчера узнала про твоих родителей. Мне очень жаль.

Мы замолкаем и едем некоторое время в тишине.

— Наверное, они были удивительными людьми, раз воспитали такого сына, — шепчу, с трудом переводя дыхание.

— Если я так прекрасен, почему ты продолжаешь сопротивляться? — улыбается Томас.

— Ну ты и вредина.

— И это я вредный? — продолжает смеяться Томас, протягивая руку к моей щеке, — это ты вредная.