Он познакомил ее с совместными усладами, двух людей, о существовании которых она даже не подозревала: прохладный восторг от занятий любовью на траве, нежность расчески в его руках, сладость стояния бок о бок у умывальника с зубными щетками и порошком, совместное приготовление яичницы с беконом в их крохотной кухоньке, милая, расслабленность совместной дневной дремы в гамаке.

Жаркие августовские денечки летели стрелой. Эмма и Гарри совершали долгие прогулки, исследуя округу, и время от времени встречались с другой парой, которая тоже обожала гулять. И хотя обоим было лет по семьдесят, они всегда держались за руки, словно юные влюбленные.

Гарри катал Эмму по ручью. Она не умела плавать, но он сажал ее в лодку вопреки всем дурным предчувствиям, уверяя, что тут мелко, и обещал однажды научить ее плавать. В ответ она клялась, что этого никогда не произойдет, и они начинали спорить. Он всегда интересовался ее мнением, и они жарко дискутировали на разные темы. О таких вещах, как политика, манеры, значение брака для общества и кто из поэтов лучше, Блэк или Теннисон. Он заставлял ее смеяться по десять раз на дню, она обнаружила, что тоже может развеселить его, особенно когда не пытается сделать это нарочно. Ей нравился его смех.

Гарри научил ее играть в покер, и она сделала на свой счет еще одно удивительное открытие: ей по душе азартные игры. Хотя деньгами бы не рискнула, призналась она Гарри, заработав очередное обвинение в скупости. Но даже игра на спички – одна спичка равняется одной гинее – захватывала Эмму, потому что ей нравилось бросать вызов. Волнения добавляло то, что она называла удачей новичков.

– Мне больше нечего ставить, – сказал Гарри, когда Эмма выиграла у него последние десять спичек.

– Какая жалость. – Она довольно улыбнулась, не испытывая ни капли сожаления. – Придется сдаваться.

– Не обязательно, Эмма. – Он подмигнул ей. – Ставить на кон можно не только деньги.

Что-то в его голосе заставило ее задрожать с ног до головы. Эмма посмотрела на своих четырех королей, потом, с наигранной невинностью распахнув глаза, встретилась с Гарри взглядом.

– У тебя есть что-то интересное?

– Много чего. Вопрос в том, чего тебе хочется больше?

Ее сердечко пустилось вскачь, но Эмма не подала виду. Напротив, попыталась принять вид человека, умудренного опытом.

– Хм-м, я припоминаю, что однажды ты обещал осыпать поцелуями мои ноги.

– Обещал. Ты этого хочешь?

– Больше того, Гарри. Я хочу, чтобы ты осыпал поцелуями всю меня. – Она улыбнулась. – Целый час.

– Час? – Он застонал. – Я не смогу сдерживаться так долго.

– Час, Гарри. Все тело. И только поцелуи.

– А трогать можно?

Она склонила голову набок, притворяясь, что обдумывает его слова.

– Да, можно. Но больше ничего целый час.

– Ладно, ладно, если ты настаиваешь. – Он выложил на стол две свои пары.

Эмма получила шестьдесят минут блаженных поцелуев и ласк, он жаловался, что столь долгая прелюдия настоящая пытка для мужчины, и они никогда больше не играли на спички. Но самое ценное мастерство, которое она постигла за первый месяц их связи, – признаваться себе, чего она действительно хочет. И научилась просить это.

Я искренне полюбил деревню.

Лорд Марлоу «Руководство для холостяков», 1893 г.

В следующие выходные Гарри все-таки настоял на своем и научил Эмму плавать. Однако задачка эта была, не из легких. Сначала он пошел на хитрость и попытался убедить ее, что каждый человек должен уметь плавать в целях безопасности, но его доводы не тронули ее.

– Это очень мило с твоей стороны, Гарри, – ответила она, устроившись поудобнее в гамаке и положив голову ему на плечо, – но я ни за что не сунусь туда, где вода будет мне выше макушки.

Но он не собирался сдаваться.

– Это совсем на тебя не похоже. Ты же любишь учиться новому. Кроме того, ты человек разумный, а отказываться от уроков плавания неразумно.

– «Разумный». – Она подняла голову и состроила гримасу. – Какое ужасное слово!

– Вовсе оно не ужасное. – Он поцеловал ее в носик. – Я обожаю мою разумную Эмму.

Она покачала головой, и он удивленно спросил:

– В чем кроется истинная причина отказа? Скажи. Ты не доверяешь мне как учителю?

– Конечно, доверяю. Просто… – Она удрученно вздохнула, заметив, что он продолжает выжидательно смотреть на нее. – Ладно, если хочешь знать, мне неудобно раздеваться на берегу средь бела дня.

– Надень что-нибудь, сорочку или другое белье.

– Стоит ей намокнуть, и я буду точно голая.

– Да. – Он бросил на нее плотоядный взгляд, словно злодей из комедии. – Да, конечно.

– Гарри, я серьезно!

Он и сам это понял и тут же отбросил шутки в сторону.

– Стесняешься?

– Я всегда была застенчивой. То есть скромной. Ты и сам это знаешь.

– Боже, Эмма, но ведь со мной-то ты больше не стесняешься, правда? Я видел тебя обнаженной при дневном свете и, кстати сказать, благодарю за это святые небеса.

Каждый раз.

– Я не против, если ты будешь смотреть на меня, но ведь кто-нибудь другой тоже может увидеть. Я со стыда сгорю, если это произойдет.

– Поэтому ты не хочешь учиться плавать? – Она кивнула, и Гарри со смехом поцеловал ее. – Дорогая, почему ты не сказала мне об этом напрямик? Я стану учить тебя по ночам. – Он снова поцеловал ее. – Обнаженную. Черт, какая заманчивая идея, почему я раньше об этом не подумал?

В ту ночь у Гарри исполнилось желание, а у Эммы состоялся первый урок плавания. И когда Гарри держал ее на воде – лунный свет играет на коже, губы изогнуты в полуулыбке, доверчивые глаза широко распахнуты, – он от всей души порадовался тому, что никто никогда не учил Эмму Дав плавать.

– Собаки лучше.

– Нет. – Эмма взяла ежевику из корзинки, стоявшей между ними на одеяле, и отправила ягодку в рот.

– Лучше. – Гарри достал из корзинки хлеб и отломил кусочек. – Собаки дружелюбные и преданные.

– И кошки тоже.

Он презрительно хмыкнул, намазывая масло на бутерброды.

– Мистер Голубь был дружелюбен с тобой, – напомнила она. – И как ты можешь говорить, что он не предан? Он приносит мне птиц.

– Мертвых.

– Это знак искренней кошачьей преданности.

– Эмма, он откашливает комья шерсти. Это отвратительно. Как ты можешь любить создание, кашляющее шерстью?

– А как ты можешь любить создание, которое пускает слюни? – возразила она, принимаясь за хлеб с маслом. – В следующий раз я захвачу с собой Мистера Голубя, чтобы ты получше узнал его.