Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты взяла «макарова» и двинулась следом, да? – кивнула Северина.
– Не сразу. Два дня я была в сомнениях. Спасибо, в Москве потом однополчане помогли с адресами отца Мамонтова и сына. Нашла Немца – он сторожил в подворотне. Жалко, что не успела предупредить женщину. Я же за тебя беспокоилась, видела эту беременную, а два и два вместе не сложила. Думала, он тебя караулит. Я и в квартиру-то за ним пошла, чтобы просто проследить. А когда он выстрелил... Сама не ожидала – сработала на автомате. Армия – мать наша, никогда даром не проходит. Потом вытерла ствол и второй раз уже... ее рукой, чтобы следы пороха...
– Ты никому это не рассказывала?
– Мне рассказывала, – сказала Любава. – Я в курсе была. Помогла ей с билетами на поезд. Армия военный человек, все сделала грамотно. Что тебе предъявили?
– Отпечатки внутри «макарова». Помнишь, как учила меня разбирать оружие? Ты не виновата, – Северина попробовала улыбнуться застывшей от ужаса Армии, – ты хотела, как лучше.
– Севка, я пойду сдаваться! Заявление напишу, пусть пересмотрят дело! Я не позволю...
Армия выпрямилась со слезами на глазах. Седая голова затряслась. Северина взяла ее за руку, крепко сжала и прошептала:
– Никуда ты не пойдешь! Я здесь по своей воле. Лучше помоги. Сколько дней ты следила за Немцем у дома?
– Почти шесть дней бомжевала. Днем он сидел у входа в дворницкую – это если от подъезда налево вниз спуститься. По ночам в подъезде околачивался, но выше второго этажа не поднимался. А на шестой день поднялся к квартире, позвонил и громко так назвался – Эдуард Крафт! Я и не знала, что Немец у нас – Эдуард. До сих пор думаю – почему она открыла?..
Северина в озарении посмотрела на женщин.
– Ну конечно! Потому что услышала фамилию Крафт! Она Фене доверилась! Теперь все сложилось. Армия, вспомни, что тебе показалось необычным за эти шесть дней? Какой-то странный человек входил-выходил, или беременная вела себя не как всегда.
Седая женщина задумалась, глядя в стол.
– Тут курят?
Подняла низ свитера грубой вязки, достала из кармана брюк трубку и мешочек с табаком. Раскурила и застыла после нескольких затяжек.
– Беременная эта, как я теперь понимаю – жена твоего Феликса, вела себя затворницей. Комнатных собачонок и то больше гуляют. А эта дойдет до магазина и – обратно. Во дворе иногда посидит на скамейке минут десять. Пару раз сходила в парикмахерскую, там торчала около часа. За день до смерти к мусорке раз пять ходила пакеты выбрасывать. Я еще подумала – не стоит с таким животом генеральную уборку делать. А из странных посетителей подъезда... Была одна баба лет тридцати. Я ее в первый день увидела, незамыленным еще глазом, и подумала, что медсестра пришла – она сверялась по бумажке с номерами квартир на подъезде. Одета была в гражданское, и с таким чемоданчиком, как у врачей. А вышла она из подъезда часа через два без чемоданчика, но с детской коляской. В подъезде не живет, понимаешь?.. А вышла с детской коляской. С другой стороны, она могла быть няней приходящей. Я прогулялась за ней от скуки, а за домом ее «Скорая» ждала. Так она в эту «Скорую» с коляской и залезла. Стоило бы, конечно, по-хорошему позвонить про такие дела в милицию, но тогда делу конец.
Северина встала и потянулась через стол обнять Армию.
– Спасибо, я так и думала! – прошептала она, закрыв глаза и жестикулируя. – Алина попросила помощи у Фени, Феня нашла ей акушерку, роды прошли в квартире, ребенка из подъезда в коляске акушерка вывезла... Все хорошо... ребенок – у Фени.
– А чего ты бормочешь как в бреду, если все хорошо? – не сдержала слез Любава. – Севка, здесь столько больных баб! С твоими способностями...
– Я знаю. У меня будет все, что захочу. Не беспокойтесь. И дождитесь меня.
* * *
Армия с Любавой смотрели вслед Северине. Охранник закрыл за ней решетку комнаты для свиданий и что-то говорил, наклонившись. Что-то ободряющее, как ребенку после обиды. Северина улыбнулась ему, подняв голову.
– Она такая маленькая!.. – прошептала Любава. – Совсем девочка. Семнадцать лет, как такое могло произойти?..
* * *
Через три года нанятый Феофанией адвокат посетил Северину Полутьму в колонии и предложил ей написать прошение о досрочном освобождении. Северина только молча покачала головой. Тогда адвокат предложил свою помощь в пересмотре дела – слишком много упущений в ходе следствия.
– Передайте Фене, что мне лучше побыть здесь, пока Лукерья Дмитриевна интересуется моим здоровьем, – грустно улыбнулась Северина. – В этом году она интересовалась два раза. А в прошлом целых шесть. Я думаю, лет через пять она совсем меня забудет. Уйдет в отставку или на пенсию, мне Армия говорила – военные уходят на пенсию в сорок пять лет.
Северина задумалась, потом внимательно посмотрела в глаза мужчины напротив, оценивая его.
– Вы можете мне помочь перейти на поселение? Уверена – руководство колонии поддержит мое прошение.
– Вы такая... – замялся адвокат, потом нашел слово, – уникальная личность, я при вас теряю уверенность даже профессиональную. Разрешите мне вытащить вас из колонии.
– Нет. Поселение! – Северина встала. – Неподалеку есть деревня. Здесь чудесные первобытные места.
– Без дорог и электричества?
– Кстати, об электричестве. Его можно туда провести. От существующей линии всего-то нужно протянуть два с половиной километра. Вы говорили в прошлый раз, что у меня есть деньги. Откуда?
– А!.. Вот, извините... – адвокат роется в портфеле и достает фотографию, – Феофания просила вам показать, если спросите.
Северина берет фотографию и замирает. Маленький желтоволосый мальчик сидит на ковре с пластмассовым конструктором.
– Сколько?.. – прошептала Северина, застыв.
– Два килограмма четыреста пятьдесят граммов. По курсу тысяча двести долларов за тройскую унцию, приблизительно... Это чуть больше семидесяти тысяч долларов, – определился адвокат. – Феофания просила узнать, насколько вам дорог этот предмет, как память, понимаете? Она забрала свои и ваши вещи из квартиры старшего Мамонтова. Квартиру наследуют родители жены Мамонтова-младшего, поэтому...
Изучив фотографию более внимательно, Северина заметила среди пластмассовых кубиков и пирамидок небольшой белый шар – подарок Феликса. Земля за секунду до своего исчезновения... Она коснулась пальцем лица мальчика.
– Я спросила о возрасте ребенка. Три года, правильно?
– Ребенка?.. – удивился адвокат. – Я не знаю этого ребенка. Фотографию Феофания дала из-за шара. Узнать, насколько он вам дорог как память.
– Нисколько не дорог. Он мне не нравится. Но... Семьдесят две тысячи долларов?! – дошло до Северины.
– Платина, – пожал плечами адвокат.
* * *
В 2003 году Северина была переведена на поселение, имела собственную избу, корову, лошадь, пять овец и одного барана. С 2005 года в деревню «к Верочке» приезжало по пять человек в месяц на предварительную диагностику и два-три человека всегда жили в соседнем (гостевом) доме на излечении. Местных жителей деревни – четырех человек, их родню и детей Северина лечила бесплатно. С других посетителей руководство колонии брало деньги, по договоренности с Севериной контролировало количество желающих попасть к лекарке и обеспечивало ее безопасность. Раз в полгода Северина сама выбирала кого-то из охранников. Обычно это был самый молодой и – обязательно! – неженатый мужчина.