А натолкнулись – на задний расчет: как удержать власть и командовать. Решительно безразличен оказался Плеханову этот проект “Искры” и раздувание пламени по России – ему только нужно было руководить единолично. И для того он хитрил и представлял Ленина смешным примиренцем, оппортунистом, а себя – каменным революционером. И преподал урок преимущества в расколе: кто требует раскола – у того линия всегда тверже.

Разве забыть когда-нибудь эту ночь в деревушке Везенац – сошли с женевского парохода с Потресовым как высеченные мальчишки, обожженные, униженные, и в темноте расхаживали из конца в конец деревни, озлобленно выкрики вали, кипели, стыдились самих себя, – а по ночному небу над озером и над горами ходили молнии кругом, не разражаясь в дождь. До того было обидно, что минутами хоть расплакаться. И чертовский холод опускался на сердце».

Можно спорить с историко-художественной версией Солженицына. Можно спорить и с версией, что причиной ленинской нетерпимости была юношеская душевная травма – казнь любимого брата Володи Александра Ульянова. Но сектантская нетерпимость Ленина и его страсть к расколам внутри своей партии – факты очевидные.

Это подтверждается перепиской Ленина с Горьким во время пребывания писателя на Капри и создания «каприйской школы» для рабочих-эмигрантов, организованной Горьким вместе с А. В. Луначарским, Г. А. Алексинским, А. А. Богдановым (Малиновским) и другими. Все они, по мнению Ленина, были «махистами», «ревизионистами», посягнувшими на учение Маркса, которое Ленин считал единственно верным, как и единственно верным считал свое понимание марксизма. Впрочем, как раз в борьбе с «махистами» он оказался солидарен с Плехановым. Но это ни о чем не говорит. Когда лидер секты освобождается от соперников, он может прибегнуть к помощи самого заклятого врага. Таким образом сектант убивает двух зайцев.

Впоследствии в цикле статей «Несвоевременные мысли», направленном против политики Ленина и большевиков, Горький не раз употребит слово «сектантство». Но есть подозре ние, что гнев его был разогрет еще и тем, что в политической перспективе политика Ленина оказалась куда продуктивней горьковского идеализма и веры в объединение демократических сил. В отличие от Горького и его соратников, Ленин взял власть. И сумел ее удержать. Потому что пока Горький с Богдановым и Луначарским занимались «богостроительством», Ленин ковал свою партию. И хотя, как считает Солженицын, к началу мировой войны и Февральской революции партия Ленина находилась в плачевном состоянии, уж точно ее единственным непререкаемым лидером был Ленин.

Об отношениях Горького и Ленина в советские годы написаны тысячи страниц. И почти всё это, за редкими исключениями, невообразимая риторика о дружбе вождя революции и великого писателя, изредка омрачаемой какими-то темными разногласиями между ними. Когда были опубликованы «Несвоевременные мысли» Горького, родилась демагогия совсем другого сорта: о Горьком, будто бы противостоявшем Ленину, но не сумевшем справиться с ним и вынужденном уехать в эмиграцию. На самом деле и друзьями они не были, и в эмиграцию от Ленина Горький не уезжал. Потому что нельзя назвать эмиграцией оплаченную бессрочную командировку от Наркомпроса.

Всё было проще и сложнее…

Надпись на венке от Горького и Андреевой покойному Ленину – «Прощай, друг» – была, конечно, ритуальной. Но не был Горький и врагом Ленина в 1917–1921 годах. Да, он был нравственно потрясен и раздавлен волной «красного террора». Да, Горький и в страшном сне не мог представить, что русская революция выльется в массовое самоистребление народа, гибель интеллигенции и методическое уничтожение большевиками своих политических оппонентов. Конечно, он мечтал о другом. О культурной роли революции. Об освобождении энергии демократии для перестройки жизни в духе «коллективного разума».

Если Ленин был сектантом, то Горький был еретиком. Он неоднократно называл себя еретиком в письмах и часто говорил о том, что любит еретиков как духовный тип.

Православный словарь так объясняет «ересь», «еретик»: «учение (и последователь его), противное точной церковной догматике». Корень этих слов греческого происхождения и означает по-гречески «личный произвол, захват истины, стремление противопоставить религиозной догме свое субъективное мнение».

Горький был еретиком в том смысле, что внутренне противился всякой догме. Даже если он подчинялся ей, душа и разум его протестовали. Существует легенда, будто нарком НКВД Ягода, прочтя предсмертные дневники Горького, перед тем, как их уничтожить, сказал: «Как волка ни корми, он всё в лес смотрит».

В этом и состоит «контрапункт» союза Горького с Лениным. В отличие от будущего союза со Сталиным, это был брак во всех отношениях добровольный. Ленин не угрожал Горькому и его семье. Ленин не вынуждал Горького вступать в партию. Ленин мог только просить Горького о финансовой поддержке партии и т. д. И наконец, Ленин до революции был в сравнении с Горьким фигурой практически неизвестной широким массам.

Странная это была дружба!

С церковной точки зрения, еретик и сектант не далеко отстоят друг от друга. Ересь может привести к созданию секты, а всякая секта есть ересь. Но во внецерковном смысле еретик и сектант противостоят друг другу. Еретик стремится вырваться за пределы абсолютной истины, утверждая свой идейный произвол, а сектант, напротив, ревностно охраняет абсолютную истину, но претендует на деспотическое обладание ею. Для еретика всякая окончательная правда есть ложь, от которой он отказывается, как только она объявляет себя окончательно победившей; а сектант, наоборот, ищет окончательной правды, которая всё в мире строго расставила бы по своим местам. Еретик бежит от догмы, сектант стремится к ней.

Почему их притягивало друг к другу?

Большая часть их переписки каприйского периода – это жестокая перепалка, или, выражаясь по-ленински, драчка. Но при этом они считают друг друга товарищами, обращаются друг к другу «дорогой мой человек», «дружище» и т. п. Не надо быть психологом, чтобы понять: внутри одной партии Горький и Ленин были несовместимы. Они давили друг на друга своими авторитетами, оба претендовали на лидерство, пусть и понимая его по-разному. Внутри партии это были два сома в одном аквариуме. Но если у Горького, кроме партии, были и другие занятия и интересы, а главное – другой круг общения, то у Ленина, кроме его партии, не было решительно ничего. Поэтому, по всем сектантским законам, он должен был ненавидеть Горького, который покушался на его лидерство в партии. Но между тем странное подобие дружбы действительно существовало – это просто невозможно отрицать. Может быть, их притягивало друг к другу по каким-то объективным законам, как притягивает друг к другу всякие крупные тела, планеты или корабли. Для Ленина Горький и партийный фракционер, и великий писатель. Как фракционер (Ленин в письмах часто повторяет это слово – «фракция», – возможно, чтобы напомнить его status quo в партии) Горький виноват перед Лениным бесконечно! Он посягнул на сектантскую этику! Мало того, что вместе с другими большевикам-и-отщепенцами, Богдановым и Луначарским, он «ревизует» марксизм, создает в этом духе школу для рабочих, куда – это уже просто возмутительно! – приглашает самого Ленина читать лекции. Но он выносит сор из избы! Он объявляет о своих «богостроительских» идеях в печати и даже – ну это уже вовсе за пределами сектантского понимания! – присылает в любимое детище Ленина, газету «Пролетарий», статью «Разрушение личности», в которой солидаризуется с «ревизионистскими» идеями Богданова.