— А с другой стороны, в маленьких сельских общинах к странноватым людям всегда относились терпимее, чем в больших городах. Чудаки тут становятся естественной частью каждодневной жизни, и их принимают такими, какие они есть, а в крупных городах они живут в гораздо большей изолированности от общества.

— Ты прав, это так, но наша терпимость всегда держалась на шатком основании. Вот и все, что я хотела сказать.

— Да, действительно, к Моргану, можно сказать, относятся совершенно так же, как к любому другому человеку.

Эрика ничего не ответила, а только снова взяла Патрика под руку. Оставшуюся часть пути до дома они говорили уже о других вещах, но она чувствовала, что его мысли витают где-то далеко.

В понедельник хорошей погоде пришел конец, опять стало пасмурно и сыро, и Патрик, сидя за письменным столом, поеживался, несмотря на толстый шерстяной свитер. Летом в участке не работал кондиционер и там было жарко, как в бане, а сейчас стены пропитались промозглой сыростью, и его пронизывала дрожь. Телефонный звонок заставил его вздрогнуть.

— К тебе посетительница, — раздался в трубке голос Анники.

— Я вроде бы никого не жду.

— С тобой хочет поговорить некая Жанетта Линд.

Патрик живо вспомнил пухленькую брюнетку, и ему стало любопытно, зачем он ей понадобился.

— Пошли ее в мой кабинет, — распорядился он и встал из-за стола, чтобы встретить нежданную посетительницу в дверях.

Они вежливо поздоровались в коридоре у порога его кабинета. У Жанетты был усталый и измученный вид, и Патрик подумал, что же такое могло произойти с тех пор, как они беседовали с ней с пятницу. Много вечерней работы в ресторане или какие-то события в личной жизни?

— Хотите чашечку кофе? — вежливо предложил он.

Она только кивнула.

— Посидите здесь, а я сейчас схожу за кофе. — Патрик жестом предложил ей сесть в одно из кресел.

Он принес кофе и поставил одну чашку перед ней, а другую пододвинул себе.

— Итак, чем могу помочь? — обратился он к Жанетте, сев напротив и облокотившись на стол.

Несколько секунд девушка помолчала, прежде чем ответить. Не поднимая на него глаз, она держалась за чашку, грея озябшие руки, и, казалось, обдумывала, с чего начать. Затем мотнула головой, откинула со лба густые темные волосы и посмотрела ему прямо в глаза:

— Я солгала, что Никлас был у меня в понедельник.

Патрик и бровью не повел, ничем не выдав своего изумления, но почувствовал, как у него сильнее забилось сердце.

— Расскажите поподробнее, — предложил он деловито.

— Я сказала вам то, что попросил сказать Никлас. Он назвал время и попросил, чтобы я сказала вам, что он тогда был у меня.

— А он сказал, зачем ему нужно, чтобы вы ради него солгали?

— Он сказал только, что иначе возникнет много сложностей. Что для всех будет гораздо проще, если я обеспечу ему алиби.

— И вы ни о чем его не спросили?

— У меня не было никаких причин. — Она пожала плечами.

— Несмотря на то что произошло убийство ребенка, вы не усмотрели ничего странного в просьбе обеспечить ему алиби? — недоверчиво спросил Патрик.

Она опять пожала плечами и жестом показала, что ей это было все равно.

— Нет, — коротко бросила она. — Я считала, что Никлас вряд ли стал бы убивать свою дочку. Разве не так?

Патрик ничего не ответил. Помолчав немного, он спросил:

— А Никлас ничего не сказал о том, что он в действительности делал в то утро?

— Нет.

— И у вас нет никаких предположений?

Снова безразличное движение плечами:

— Я только подумала, что ему понадобилось освободиться в это утро от работы. Он же жутко много работает, а жена все время пристает к нему, чтобы он помогал по хозяйству и всякое такое, хотя сама целыми днями торчит дома, вот ему, наверное, и захотелось высвободить немного времени для себя.

— И почему же он решил, рискуя разрушить свой брак, просить вас, чтобы вы обеспечили ему алиби? — спросил Патрик, стараясь разглядеть, что скрывает Жанетта за маской равнодушия.

Но попытка оказалась тщетной. Единственное, что выдавало в ней какие-то чувства, были ее пальцы с длинными ногтями, выбивавшие нервную дробь по чашке.

— Почем мне знать! — бросила она нетерпеливо. — Должно быть, он выбрал из двух зол меньшее: лучше все же попасться с любовницей, чем оказаться подозреваемым в убийстве собственной дочери.

Патрику такое объяснение показалось странным, но под влиянием стресса люди совершают странные поступки, в этом ему уже не раз приходилось убеждаться.

— Но если вы в пятницу согласились обеспечить ему алиби, то отчего сейчас переменили свое мнение?

Ногти продолжали выбивать дробь по чашке. Маникюр на них был идеален, это понимал даже Патрик.

— Я… я много думала об этом в выходные и решила, что это нехорошо. Ведь все-таки речь о том, что погиб ребенок, верно? Я решила, что вы должны знать всю правду.

— Да, это вы правильно решили, — подтвердил Патрик.

Он не знал, можно ли верить в ее объяснение, но это не играло никакой роли. У Никласа больше нет алиби, и неизвестно, где он находился в понедельник утром. Вдобавок он обращался к Жанетте с просьбой обеспечивать ему фальшивое алиби. Этого было достаточно, чтобы сигнальные лампочки начали мигать.

— Во всяком случае, я должен поблагодарить вас за то, что вы пришли, — сказал Патрик, вставая.

На прощание Жанетта протянула ему хорошенькую ручку и чуть дольше, чем следовало, задержала его ладонь в своей. Едва она вышла за порог, Патрик безотчетно вытер руку о джинсы. Что-то в этой молодой женщине вызывало в нем непреодолимую неприязнь. Однако благодаря Жанетте у него теперь появилась возможность сделать следующий шаг. Пора было поплотнее заняться Никласом Клинга.

И тут вдруг Патрик вспомнил про записку, которую ему дала Анника. Всполошившись, он полез в задний карман и, выудив из него клочок бумаги, порадовался, что ни ему, ни Эрике не взбрело в голову устроить на выходных стирку. Он внимательно прочитал то, что было написано на бумажке, и затем стал звонить, чтобы обсудить это поподробнее.

Фьельбака, 1926 год

Двухлетки страшно расшумелись у нее за спиной, и Агнес раздраженно цыкнула на них. Она еще никогда не встречала таких хулиганистых мальчишек. Конечно, это все из-за того, что они так часто пропадают у Янссонов и научились от тамошних огольцов безобразничать, подумала Агнес, предпочитавшая закрывать глаза на то, что соседка, можно сказать, вынянчила ее сыновей, как своих, с шестимесячного возраста. Теперь-то уж, после того как они переедут в город, все пойдет по-другому. Сидя на подводе, которая перевозила домашний скарб, Агнес с удовлетворением оглянулась назад. Она надеялась, что навсегда распрощалась с убогим бараком и сделала первый шаг навстречу той жизни, которой заслуживает. По крайней мере, там вокруг будут нормальные люди, что-то происходит и чувствуется какое-то движение. Дом, который они сняли, выглядел довольно неказистым, хотя комнаты были и посветлее, и почище, и на несколько квадратных метров просторнее, чем те, которые им достались в бараке. И стоял он не на отшибе, а в самом городке. Сходя с крыльца, ей уже не придется месить ногами глину, у нее появятся знакомые, общаться с которыми будет гораздо интереснее, чем с простоватыми женами каменотесов, которые только и знают, что рожать детей. Наконец-то у нее будет возможность водиться с людьми более широкого кругозора. О том, насколько этим людям будет интересно водиться с нею, ставшей одной из этих самых, презираемых ею жен каменотесов, Агнес предпочитала не задумываться, а возможно, ей даже не приходило в голову, будто кто-то может не заметить, что она им не чета.