Немного успокаивало то, что Сквайр Меркл казался все таким же веселым и жизнерадостным.

– Мы отправляемся воевать! – крикнул он, размахивая пухлой рукой. – Мы побьем их палками!

– Это мы их побьем, Сквайр, – сказал Джонатан. – А с вами мы еще встретимся где-нибудь. Я в этом просто убежден.

– Возможно, мы будем встречаться чаще, чем вы предполагаете, – сказал Буфо. – Мы вернемся к себе, чтобы собрать армию, а затем поднимемся к Стутону и устроим там охоту на гоблинов.

Сквайр вытащил из ножен короткий клинок и принялся размахивать им с криками:

– Привидения, прочь!

– Эй! – воскликнул Ветка, которого Сквайр едва не пронзил своим клинком.

Сквайр чуточку успокоился и убрал клинок на место. Все принялись пожимать друг другу руки. Приятный ветерок дул в сторону берега, и негромко шумел прибой. Твикенгем заметил, что время не терпит, и путешественники соскочили с причала на плот. Они махали четырем коротышкам, которые уже шагали вверх по дороге. Пока Джонатан раскладывал и ставил парус, Твикенгем вскочил на лошадь и ждал на причале, когда они отплывут. Сильно давя на румпель, чтобы плот вынесло в сторону стоячей воды у берега, путешественники начали свой путь домой. Паруса надуло ветром, и плот наконец поплыл. Твикенгем наблюдал за ними до тех пор, пока они не скрылись за первым поворотом. Утро было приятным, и Джонатан понял, что он совершенно спокоен и даже рад, что вновь плывет по реке.

Туман окутывал побережье. Он был густой и влажный, и поэтому большую часть дня Дули провел в рубке. Снаружи моросил мелкий дождичек. Куртка Джонатана пропиталась сыростью почти насквозь, а его волосы завились и торчали во все стороны, словно наэлектризованные. Одна прядь особенно настойчиво свешивалась Джонатану на лоб и закрывала глаза, и сколько он ни приглаживал и ни причесывал волосы, эффекта не было никакого.

Твикенгем позаботился о том, чтобы на плоту были установлены деревянные стулья, и Джонатан с Профессором удобно устроились на двух из них. Но у Джонатана от этого возникало ощущение, что он не путешествует, а совершает экскурсию. Если бы мимо прошло рыболовное судно или торговая баржа, оборудованные самым обычным образом, без роскошеств, Джонатан чувствовал бы себя довольно глупо – он расселся на палубе с таким видом, словно ждал, когда же ему преподнесут чашечку кофе. Но было так туманно, что прошедшие мимо несколько лодок были почти не видны, и они держались посередине реки, чтобы не натолкнуться на мель. Время от времени впереди и немного правее Джонатан видел призрачные очертания судов, которые больше походили на груду рангоута и такелажа, освещенные бортовыми огнями, – эти суда медленно плыли в сторону порта. Приглушенные голоса членов команды были слышны по всей реке. Прежде чем Джонатан увидел очертания приближающегося траулера, он сумел различить хриплый, низкий голос – кто-то устало рассказывал, что он уже двадцать лет не был в “Луне и Шляпе” за кружкой эля. Другой голос ответил: “Да”, а затем все стихло.

Джонатану было ужасно грустно слышать подобное, и он чуть не крикнул этим двум, что сам чувствует то же самое, несмотря на то что за пинтой эля он сидел прошлой ночью. Наверное, в том, что день такой серый и унылый, был виноват туман.

Проплывая вдоль берега и держась от него довольно близко, путешественники могли разглядеть лишь редкие фермерские дома, которые появлялись и тут же исчезали в мутной дымке. Они прошли устье маленькой речушки, оба берега которой густо заросли гигантской ольхой, увитой диким виноградом. И Джонатан, и Профессор Вурцл вспомнили это место, хотя тогда, когда они плыли вниз по реке, оно казалось более веселым и привлекательным, чем сейчас – с мокрыми деревьями, темнеющими в серой дымке. Когда они были футах в тридцати от берега, послышалось рычание какого-то зверя – медведя, а может быть, и лося, – а затем как этот зверь, прошлепав по мелководью, убежал в лес.

Большой удачей было то, что Твикенгем дал им карту реки. Хотя заблудиться здесь было практически невозможно, никто из них не знал Ориэль достаточно хорошо чтобы точно определить, сколько они уже проплыли и где находятся. Путешественники узнавали случайные ориентиры вроде устья речушки или острова, который они обходили с левой стороны, но не могли определить, какое расстояние было между этими ориентирами, потому что плот то тащился как улитка, то летел словно птица.

Карта Твикенгема была нанесена на длинный лист бумаги, скрученный наподобие свитка. В развернутом виде карта имела десять, а то и двадцать футов в длину, и на нее были нанесены почти все фермы, расположенные по обеим сторонам реки, все стремнины, даже самые маленькие песчаные отмели, поваленные деревья и корпус траулера, потерпевшего крушение милях в двадцати вверх по реке. Они полдня занимались тем, что, рассматривали карту, отыскивали на ней ориентиры и наблюдали за судами, которые шли посередине реки и. исчезали во мраке.

Ни Джонатана, ни Профессора не привлекала возможность вновь столкнуться со шхуной. Поэтому на носу и корме установили фонари – то, что они обязательно бы сделали во время путешествия вниз по реке, будь эти фонари под рукой.

Наконец Джонатан зашел в рубку и, стараясь не разбудить Дули и Ахава, которые спали на приготовленной для них постели, стал рыться в специальном шкафчике с припасами, пока не нашел кофейник, кофе и чудесную маленькую походную печку, которая представляла собой жестяную банку, набитую скрученной бумагой и восковыми свечами. Из свечей торчали фитили, а банка была установлена на металлической подставке с решеткой. В шкафчике обнаружилось и несколько других печек с топливом. С помощью такого оборудования прямо на палубе легко можно было сварить кофе, и Джонатану это казалось ужасно романтичным, если учитывать то, что он нашел и хорошую деревянную печку, на которой можно было готовить прямо в рубке.

Запах крепкого кофе для Джонатана и Профессора, наверное, был лучшим ощущением за последнее время. Джонатан пожалел, что рядом не было Буфо и Желтой Шляпы, а то бы они наверняка сочинили поэму о кофе. Вспоминая об огромном количестве ужасных стихов о любви, которые не были знаменательны ничем, кроме того, что отнимали зря время как у читателя, так и у самого поэта, Джонатан с удивлением отметил, что кофе, пожалуй, никогда в стихах не был увековечен. О всяких других напитках было написано, вероятно, множество стихов, хотя единственное, что в тот момент пришло Джонатану в голову, – это строчки вроде “пивом напиваться – ничего не бояться”. Когда же он вспомнил эти сроки, то решил, что они совершенно пусты и бессмысленны.

Так или иначе, но запах кофе был настолько дурманяще-приятным, что разбудил Дули. Вместе с Ахавом он вышел на палубу, держа в руках несколько ломтей хлеба и вилку для его поджаривания. День немного прояснился, и все перестало казаться таким мрачным, особенно когда они начали потягивать крепкий кофе и есть поджаренный хлеб, выпеченный в пекарне Экройда.

Фермы на берегах встречались все реже и реже, а леса между ними казались все более темными и дремучими. За последние два часа мимо не прошло ни одно судно, если не считать каноэ, которое вообще казалось пустым. Джонатан решил, что нужно спасти лодку, но решение это пришло к нему слишком поздно, когда каноэ уже унесло течением и они не смогли бы его поймать. Небо по-прежнему оставалось затянутым пеленой тумана. Джонатан подумал, что те двое с рыбацкого траулера, наверное, сейчас сидят в “Луне и Шляпе” и потягивают свой эль, а старик Монрой накалывает куски мяса на вертел, в то время как его жена чистит картофель и готовит начинку для пирогов. Он отхлебнул немного кофе и стал думать об этих пирогах, пока не задремал.