— Решкой, конечно. Бедняжка проиграла, — ответил Пол с совершенно невинным выражением лица, но эта невинность не обманула бы и двухлетнего ребенка.

— Ага, — кивнул я. Наверное, вид у меня был не очень-то радостный.

— Жиро, — проговорил Торвальд.

— Что?

— Ты не обязан влюбляться в Маргарет. Тебе просто нужно быть подобрее с ней. Ты первый парень, которым она вообще заинтересовалась в жизни. Даже если тебе случится обидеть ее, ты уж постарайся поделикатнее. — Он улыбнулся мне. — А не то мне придется еще раз попробовать тебе нос разбить.

— Ты этому пока плохо обучен, — мрачновато буркнул я, бросая посуду в регенератор.

— Это верно, но если я смогу вынудить тебя, защищаясь поколотить меня, то ты потом будешь так переживать, что это будет похуже, чем если бы я тебе нос разбил.

— Самое ужасное, Торвальд, что ты прав. Но как бы то ни было, Маргарет — славная девушка, и нарочно обижать ее я не намерен. Юные сердца так ранимы…

— Ты все правильно понял.

Торвальд торжественно протянул мне руку, я пожал ее. И тут я вдруг понял, что здесь у меня, пожалуй, больше настоящих друзей, чем в Новой Аквитании.

Но с другой стороны, понял я, когда поднимался по лестнице, теперь я лишился всякой возможности ухаживать за Валери, и добился этого Пол.

Пора было перестать недооценивать навыки каледонцев в великой игре под названием «finamor».

Когда я вошел в свою комнату, Аймерик крепко спал, спала и Маргарет. Я принял решение не забывать о том, что усталость — лучшая защита, и уснул, как только голова моя коснулась подушки.

Зловредный будильник заверещал у меня над ухом:

«Пора вставать! Пора вставать!» Честно говоря, я бы запросто снова завалился спать, отключив будильник, если бы Аймерик, издавая жалобные стоны, не поднялся бы с кровати и не начал слоняться по комнате и если бы Маргарет не повторяла вслед за будильником те же самые противные четыре слова.

Встав, я обнаружил, что соседей по комнате выбрал себе не самых лучших. Аймерик уже успел оккупировать ванную, а Маргарет была второй по очереди.

Я отметил, что в пижаме она выглядела ничуть не лучше.

Муфрид еще не взошел, но в узкие окна проникал лунный свет, и потому было довольно светло. Я включил свет, и Маргарет болезненно зажмурилась.

— О Господи, — пробормотала она, — еще целый день впереди.

— Быть может, удастся выспаться во время Первой Тьмы, — без особой надежды проговорил я и подумал: «Мало того что Маргарет не слишком привлекательно выглядит в пижаме, так еще и имеет обыкновение по утрам ворчать».

Из ванной вышел Аймерик и, как только туда вошла Маргарет, принялся торопливо одеваться. Если бы я был в настроении, наблюдать за этим процессом было бы очень забавно. В итоге ко времени появления Маргарет относительно скромности все уже было в порядке, но вот чувство гордости Аймерика запуталось в рукавах рубахи, которую он отчаянно пытался натянуть через голову. Руки его метались в поисках рукавов, словно поросята в мешке.

— Мне бы, наверное, стоило выйти в коридор, — с кривой усмешкой проговорила Маргарет.

— Я бы ни за что не пропустил такое зрелище, — улыбнулся я.

Наконец из ворота рубахи показалась голова Аймерика.

Длинные волосы разметались во все стороны, так что с первого взгляда трудно было понять, где у него лицо, а где затылок. Откинув волосы за спину, он буркнул:

— Терпеть не могу людей, у которых с утра хорошее настроение.

А мне была нестерпима мысль о том, что я потихоньку превращаюсь в одного из таких людей. Я нырнул в ванную, а когда вышел, Аймерик причесывался, а Маргарет уже была почти одета. Может быть, каледонцы в отношении наготы придерживались более строгих правил, чем аквитанцы. Я решил, что надо будет спросить об этом Аймерика, но не прямо сейчас.

— В коридоре какой-то шум, — сказала Маргарет. — Пойду-ка посмотрю. Она вышла за дверь, на ходу приглаживая волосы, но какой в этом был смысл, я так и не понял.

Одеваясь, я шепотом задал Аймерику интересующий меня вопрос.

— Ну… — протянул он. — Вообще-то каледонцы могут себе позволить появиться голыми перед своими родственниками. Ну, или перед детьми или стариками, которым это неинтересно.

Из этого я сделал вывод о том, что его смущение значительно отличалось от моего. Наверное, оно было сродни тому, что ощущаешь, когда в Новой Аквитании какой-нибудь чиновник впервые называет тебя «сеньором». Тогда вдруг чувствуешь себя безнадежно старым.

Я проворно оделся, после чего мы втроем отправились завтракать, пребывая если не в приподнятом, то во вполне сносном настроении. Маргарет заранее составила график питания, и все мы попали в первую смену, и именно поэтому нам сегодня, оказывается, пришлось так рано подняться, но на самом деле всему персоналу Центра сегодня надо было встать пораньше и приготовиться к чему угодно.

«Что угодно» не заставило себя ждать. В то время, когда мы завтракали в маленькой кухне (кстати, Биерис была весела и бодра — во времена наших туристических вылазок она всегда отлично себя чувствовала по утрам), вдруг запищал интерком.

Звонил Прескотт, трудившийся на кухне, где занимался выполнением заказов и руководством маленькой бригадой поваров.

— Я надеялся, что вам удастся спокойно позавтракать, — сказал он извиняющимся тоном, — но, похоже, не получится. Думаю, всем нам надо приготовиться к плохим новостям. Через пять минут с Жиро желает говорить Сальтини. Он сказал, что разговор могут слушать все желающие.

Что ж, как минимум это означало, что он не собирается заключать со мной никаких приватных сделок. Я решил, что это неплохо, выпил еще чашку кофе и развернул экран интеркома так, чтобы он всем был виден.

— Я так и думал, что застану всех вас вместе, — кисло проговорил Сальтини. Я впервые не увидел на его физиономии извечной мерзкой полуулыбочки. — Хотя, признаться, удивлен, что все вы так рано поднялись.

«Наверное, — подумал я, — он так говорит, потому что пуритане всех времен и народов считают, что рано поднимаются только праведники». Мне ужасно хотелось сказать, что мы и не ложились, а всю ночь предавались содомским грехам, но я сдержался и полюбопытствовал:

— У вас ко мне какое-то срочное дело?

— О, речь всего лишь о маленьких изменениях в стратегий, которые вступят в силу через шесть часов после нашего с вами разговора. Мы полагаем, что многие из тех людей, которые поселились в Центре, весьма вероятно, представляют собой отрицательные, мятежные, иррациональные и антихристианские элементы в своих семействах. Как вам известно, из-за того что многие из этих людей не смогли получить высшего образования, до последнего времени они жили с родителями, хотя по возрасту уже давно должны были бы жить самостоятельно. Думаю, это типично для социальных неудачников. Как бы то ни было, нам представляется, что поскольку многие из этих семейств были ослаблены вредоносным присутствием данных элементов, сложившаяся ситуация не должна вызывать у нас возражения.