– Жену? – переспросила Парсбит. – Ты ведь говорил, что эта златокудрая пери[106]овдовела и ты можешь спокойно отдать ее шаду Овадии…

– Ах, дело не в княжне, а в той чернявенькой прислужнице, у которой ребенок Аудуна. Видит небо, Парсбит, я бы и сам отдал ее с малышом грозному ярлу, если бы она не была мне нужна со своим ребенком, чтобы влиять на княжну. Поэтому я и поспешил укрыться и не встречаться с Аудуном. Ну да теперь уже все равно – ярл Аудун убит. Убит из-за своего упрямства. Ибо кроме жены с младенцем он еще непременно желал выкупить своего старшего сына Скафти, который числился среди невольников Азадана. Но парень был столь дерзок и умудрился так обозлить Азадана… Видишь ли, эти северяне очень неугомонны, вот и вышло, что варяг Скафти в благодарность за то, что Азадан его лечил и кормил, ударил своего хозяина по лицу и выбил ему передние зубы. Азадан же, считающий себя красавцем и понесший по вине строптивого пленника такой урон своей внешности, поклялся отомстить и продал Скафти в жестокое рабство. Понятно, он уже не мог вернуть сына отцу, хотя тот готов был щедро заплатить. Ну и тогда Аудун ударил Азадана ножом. В ответ охранники Азадана порубили самого ярла. Все это закончилось тем, что соплеменники варяга сцепились с ними, залив кровью весь прибрежный район у реки. Там была настоящая бойня.

– Хорошо, что я живу в другой стороне, – только и ответила на это Парсбит.

Гаведдай же начал метаться, воздевая руки и обзывая хозяйку именами разных животных – ослицей, глупой обезьяной и неумной коровой. Парсбит опять напомнила ему, что потратила на выполнение его поручения и свои дирхемы. И если Гаведдай сейчас же не расплатится, то уж варяги найдут для нее деньги, чтобы выкупить родственниц своего соотечественника.

Эти слова привели горбуна в чувство, он подсел к женщине, что-то стал говорить, но так тихо, что Светорада, сколько бы ни прислушивалась, ничего не смогла разобрать. Она вернулась во дворик, где по-прежнему беспечно звенел бубен танцовщиц. Возможно, княжна и была взволнована услышанным, но с тех пор как не стало Стемы, она словно бы разучилась переживать по-настоящему. Поэтому она лишь молча смотрела на сидевшую в углу Руслану с Уснувшим на руках Взимком, размышляя, сказать ли той о смерти мужа. Но зачем? Что это изменит? К тому же жена Аудуна, вернее его вдова, была для Светорады последней, кто отныне связывал ее с прошлым, кто тоже помнил Стемку, и с кем она могла о нем поговорить.

И только на миг в ее душе что-то вспыхнуло, как зарница, и погасло. Аудун хотел их найти и выкупить. Они бы снова были свободны. И Руслана, и она сама, дочь смоленского князя. Однако даже это возможное освобождение не состоялось. Что ж… Не все ли равно, как теперь сложится ее жизнь?

Поэтому Светорада не стала протестовать, когда Гаведдай той же ночью решил увезти их из Булгар. Пленниц опять посадили в крытый двухколесный возок с опущенным пологом, и под охраной довольно значительного отряда они отправились в путь. Ехали в темноте, пока по звуку колес, сперва ударяющих по мощеным улочкам, а потом сухо зашуршавших по грунтовой тропе, стало ясно, что они покинули пределы Булгар. Вскоре при слабом свете далеких звезд их посадили на быстроходный узкий корабль, почти затолкнув в шатер у мачты, и они поплыли по реке.

Их никто не преследовал, плавание проходило спокойно. Дни стояли светлые и погожие, река блестела под солнцем, а все окружающие были услужливы и ненадоедливы. Даже Гаведдай не вызывал неприязни – такой он был приветливый и заботливый. Порой почтительно заговаривал со Светорадой, был вежлив с Русланой, иногда сюсюкал с Взимком. Руслана постепенно перестала его дичиться, а Светорада, хотя и пыталась ненавидеть горбуна, поняла, что в ее опустевшей душе не осталось места для страстей. Пережитое потрясение выжгло все. Порой Светорада задумывалась о том, что ей придется учиться жить заново… Что ж, хорошо, что Гаведдай заботится о них, что ее не продали на рынке рабов как ценную добычу, что они не испытывают ни в чем нужды. И еще Светорада отметила, что, стоило только сказать Гаведдаю, как ей непереносимо видеть подле себя предателя и негодяя Усмара, и услужливый горбун тотчас услал того с каким-то поручением.

Гаведдай и впрямь из кожи лез, чтобы угодить Светораде. Он заметил, что она уже не настолько мрачна и углублена в себя, что порой с интересом оглядывает берега, вдоль которых они плыли. Да, в жизни этой женщины было нечто, чего Гаведдай не понимал, но особо и не утруждал себя раздумьями.

Горбун возлагал надежды на благотворное влияние путешествия. Он знал, что перемены в пути не могут не отвлечь человека от грустных мыслей, что новизна впечатлений смягчает боль от былых потрясений и в пути есть немало такого, что может развеять печаль, какой бы глубокой она ни была. Поэтому Гаведдай постоянно отвлекал княжну от горестных воспоминаний, тешил беседами.

– Видите, Светорада, эти берега? Земли, что лежат по правую руку от нас, принадлежат народу мордвы. На другом же, более пологом берегу, обитает храброе и решительное племя гузов, отличных воинов, женщины которых умеют ткать удивительно мягкие и пушистые ковры. А вообще, и гузы, и мордвины являются данниками великой Хазарии. Как и буртасы, к землям которых мы подплываем.

Еще Гаведдай хвалил себя за то, что оставил подле княжны эту бестолковую чернявенькую служанку. Молодая бесхитростная женщина, когда ее не отвлекали заботы о ребенке, просто наслаждалась путешествием, постоянно делясь впечатлениями с новой хозяйкой:

– Ты погляди, какая краса вокруг, а, Медовая! – говорила она, указывая вдаль рукой. – А река тут какая! Если ее запрудить – к вечеру до неба бы поднялась!

Река Итиль и впрямь разливалась широко и привольно, блестя на солнце и отсвечивая голубизной небес. Легкие волны играли у бортов, яркие стрекозы садились на высокие борта ладьи, а в вышине пронзительно кричали чайки.

Зеленые, набегающие друг на друга холмы вдоль берегов, среди которых то там, то здесь поднимались светлые известняковые утесы, поросли высокими соснами и были красивы необыкновенно. У воды порой виднелись деревянные строения, у причалов сновали лодки, на лугах пасся скот.

Светорада окидывала взглядом пространство. Это были новые края, новые земли. Она смотрела вдаль, придерживая на голове развеваемое ветром легкое покрывало, ее щеки разрумянились, глаза блестели, волосы игриво завивались вокруг прелестного лица. Порой она казалась Гаведдаю столь же прекрасной, как и некогда в Смоленске. Вот если бы только не эта пугающая пустота в светло-карих глазах, не эта время от времени появляющаяся на лице недобрая усмешка. Тогда Гаведдай начинал ее попросту бояться. Неизвестно, что еще наговорит о нем Овадии недобрая княжна. И он опять начинал рассказывать, какой радостью для его господина будет встреча с бывшей невестой, ведь Светорада и впрямь могла стать женой царевича Овадии, не подоспей так некстати со своим сватовством Игорь Киевский. Но теперь воля богов свершится и Овадия встретит ту, о которой мечтал непрестанно. Для Овадии это будет такая радость! А смоленскую княжну подле него ждут только величие и счастье.