Ршава молча проклял видесскую склонность сплетничать обо всем на свете. Сколько человек в Скопенцане знали, что Гимерий попросил его присмотреть за Ингегерд? Очевидно, слишком много. Но ответить придется. И он ответил так коротко, как смог:

— Она мертва.

— Жаль. Она была замечательной женщиной и добропорядочной, насколько я слышал. Эти качества не всегда уживаются, но ей удалось их примирить. Варвары добрались до нее быстрее, чем вы смогли что-то сделать, да?

— Я ничего не мог сделать, — ответил Ршава, что не было прямой ложью, но и правдой тоже. Он уже сожалел, что Гимерий доверил ему Ингегерд. Тогда бы ему не пришлось столь хорошо узнать, что такое женщины и их искушения.

Если бы не гражданская война, этого бы не произошло. Да, ее начал Стилиан, но именно Малеин вывел городские гарнизоны на войну против него. Потом Стилиан призвал солдат из пограничных фортов, и тогда в империю пришли хаморы. Так кто из соперников больший злодей? Ршава лишь пожал плечами. Им обоим придется за многое ответить.

— Жаль, — повторил Кубац. — Наверное, это вас опечалило. Я ведь знаю, что вы из тех, кто относится к своим обязательствам серьезно.

Прелат лишь кивнул, не рискнув заговорить. О да, разве не отнесся он к своим обязательствам перед Ингегерд серьезно? Настолько серьезно, что изнасиловал ее. Настолько серьезно, что оставил ее лежать мертвой на ферме! Что ж, она бы тоже бросила там его труп, если бы смогла.

Он допил вино одним глотком и помахал служанке, как это сделал Кубац. Та кокетливо пошевелила пальцами в ответ. «Шлюха, — подумал он. — Думаешь, я так легко позабуду о своих обетах?» Но если рассудить честно, от каких только обетов он уже не отказался, пока доехал сюда из Скопенцаны? И не все ли равно, как он теперь себя поведет? Разве благой бог уже не отвернулся от него с отвращением?

Девушка принесла ему новую чашу вина.

— Рада услужить вам, святой отец, — промурлыкала она.

И как ее понимать? Что она настолько рада подать ему вина? Или что она хочет услужить ему иным образом?

Мысленным взором прелат увидел Фоса, сурово глядящего на него с небес. У благого бога было то же лицо, что и на мозаичном куполе в столичном Соборе: продолговатое, хмурое лицо судьи, всегда готового вынести приговор преступнику. Тот Фос держал книгу, в которой были записаны все деяния человека, как хорошие, так и плохие. Ршава содрогнулся, подумав о том, что сейчас написано в книге о нем.

Очевидно, эта дрожь оказалась заметнее, чем он полагал, потому что Кубац спросил:

— С вами все в порядке, святейший отец? Вы здоровы?

«И как я могу ответить, когда благой бог отвернулся от меня, когда я наверняка обречен на вечный лед?» Но тут прелат замер. Его спина выпрямилась. Разве все, что он недавно пережил — и все, что пережил Видесс, — не доказывало тот факт, что имперские богословы неправильно понимали суть вещей и уже сотни лет истолковывали ее наоборот? Разве не было это демонстрацией того, что в действительности Скотос сильнее в этом мире и в конце времен одержит победу с большей вероятностью, чем Фос?

Вот она — мысль, которую он гнал все это время! Та самая мысль, которой он боялся взглянуть в лицо. А теперь взглянул, и с ним ничего не произошло. Фос не убил его на месте, охваченный яростью. А есть ли вообще у Фоса такая сила? В этом Ршава теперь усомнился. А если у Фоса ее нет…

— С вами все в порядке, святейший отец? — опять спросил Кубац.

«Как же ему ответить?» — вновь задумался Ршава. И, к своему изумлению, рассмеялся.

— У меня все прекрасно. Более того, мне гораздо лучше, чем я мог надеяться.

Кубац изумленно взглянул на него:

— Рад это слышать. Некоторое время мне казалось, что вас немного… развезло, вы уж извините за выражение. А сейчас вам, похоже, стало лучше.

— Вот и хорошо. Мне сейчас лучше. Наверняка вино пошло на пользу.

Вино тут было ни при чем. Гораздо важнее стало то, что он увидел природу вещей в новом свете. Как и большинство видессиан, в душе Ршава был проповедником. Стоило ему что-то понять, как у него возникало желание, чтобы все его соотечественники — да и весь мир! — понимали это так же, как и он. Когда Ршава доберется до столицы, он непременно представит на обсуждение свою новую доктрину. Какое лицо при этом будет у вселенского патриарха! Прелат вообразил его и вновь рассмеялся.

— Несомненно, причина в вине, — согласился Кубац, избрав самый вежливый способ назвать его пьяным.

— За последние дни я слишком многое пережил, — сказал Ршава, желая сбить чародея со следа. — Я почти умер. Я видел, как погиб мой город. Видел, как варвары бьют нас на войне и как они одолевают нас в чародействе. Так удивительно ли, что дух мой пошатнулся больше, чем мне хотелось бы?

Чародей поморщился при упоминании о том, как хаморы швырнули ему в лицо видесское изгоняющее заклинание. На это Ршава и надеялся; он мысленно улыбнулся, увидев, что расчет оказался верным.

— Я очень сожалею, святейший отец, — пробормотал Кубац. — Воистину, у вас достаточно поводов страдать даже сильнее, чем я. А это, уж поверьте, говорит о многом.

Ршава допил чашу вина, после чего хозяин провел его в комнату на втором этаже. Она оказалась примерно такой, какую прелат и ожидал увидеть: каморка с кроватью, стулом, лампой на стуле, обшарпанным сосновым шкафчиком, куда гость мог сложить свои пожитки. На шкафчике стояли кувшин и таз. На пару ночей сойдет. Любой, кому придется остаться здесь дольше, наверняка захочет распахнуть ставни и выпрыгнуть из окна вниз головой.

Через некоторое время прелат спустился в общую комнату и с облегчением увидел, что Кубаца там уже нет. Ршава заказал хлеб, половину каплуна и еще одну чашу вина у той же служанки, что недавно его обслуживала. Подав заказ, она ему подмигнула. Бесстыжая девка. И насколько бесстыжим она считает его?

Сперва прелата едва не задушил гнев. Да за кого она его принимает?! Но… что если он именно такой? Какая теперь разница? Мир воспринимался уже совсем иначе, чем несколько часов назад. Ршава покачал головой. Нет, неправильно. Сам мир не изменился. Изменился его повелитель, изменилось осознание того, кто им правит. Тогда почему он, Ршава, ведет себя так, словно до сих пор верит в то, во что верил так долго? Разве это не была всего лишь привычка?

Его пробила дрожь, хотя он и сидел недалеко от очага. Если Скотос сильнее, то чего стоят все заповеди Фоса? Стоят ли они вообще хоть что-нибудь? Вряд ли. А каковы заповеди темного бога? Насколько Ршаве было известно, никто никогда и не думал их записывать. Но это не означает, что о них нельзя догадаться. Если Фос выступает против чего-то…

На улицы Кибистры опустилась тьма. «Время Скотоса», — подумал Ршава и опять вздрогнул. Здесь, в гостинице, ночь сдерживали только факелы в бронзовых зажимах на стенах и пламя в очаге. Полосы копоти над зажимами свидетельствовали о том, сколько факелов в них уже сгорело.