Да, верховая езда — дело нешуточное.

— Лошади не любят прыжков — объяснял мне Габор, — только человек принуждает их к этому. Природа создала их совсем другими. Лошадь всегда обходит препятствие, если ей позволяют это сделать. Поэтому наезднику надо постоянно помнить, что лошадь может не взять барьер. Нам повезло с Адой, которая не боится прыжков. Но вы всегда должны давать ей команду, в какой момент ей нужно прыгнуть. Если команда дана слишком рано или слишком поздно, лошадь может задеть препятствие и упасть. Тогда вы теряете ее доверие, что абсолютно недопустимо. Запомните это.

Прыжки были сложной задачей. Все должно быть точно выверено, движения согласованы, наездник сосредоточен. Вначале мы прыгали через лежащие на земле доски: одну, две или три подряд. Потом перекладины приподнимались на высоту сорока сантиметров, затем — шестидесяти и, наконец, семидесяти.

Да, Ада была храбрая лошадь.

Она понимала меня и, чтобы доставить мне приятное, прыгала только тогда, когда чувствовала мою полную внутреннюю готовность к прыжку. Если я хотя бы на долю секунды колебалась, она, как вкопанная, решительно останавливалась перед барьером.

Как я уже говорила, это произошло в среду. Стояла страшная жара. В манеже было душно, перекладину подняли до семидесяти сантиметров, и препятствие показалось мне высотой с дом. Я испугалась. Слишком долго не могла решиться. В результате Ада заупрямилась, я вылетела из седла и упала в песок.

Это был шок.

Тогда я поняла, почему многие начинающие наездники после первого же падения навсегда оставляют верховую езду. Слава Богу, я тренировалась и отрабатывала технику падения, но, тем не менее, испытала адскую боль. Казалось, прошла вечность, прежде чем я вновь открыла глаза. Первое, что я увидела, были бархатистые ноздри Ады, которыми она нежно обнюхивала сначала меня, потом сапоги Габора, потом — генерала. Мужчины быстрым шагом направились в мою сторону.

Я подняла голову. Лица обоих были белыми, как полотно. Еще никогда я не видела их такими. Они бережно помогли мне подняться, держа под руки. Габор походил на смерть. Генерал постанывал, в его слегка раскосых глазах застыл ужас.

— Боже милостивый, Минка! Чтобы это было в последний раз! Так напугать нас!

— С тобой… с вами все в порядке? — в голосе Габора была слышна паника. — Нашатырю! Быстро!

Я безмолвно покачала головой, говорить я не могла. Ни жива ни мертва, я стояла в окружении двух мужчин. У меня тряслись колени.

— Вам не трудно дышать? — спросил Зольтан фон Бороши.

— Мерси… могу… мне уже лучше… — прошептала я едва слышно.

— Где-нибудь болит? — спросил он немного погодя.

— Нет-нет. Ничего не болит, — мужественно ответила я, хотя никогда еще корсет не давил на меня с такой страшной силой. Мне казалось, что я была на волосок от смерти.

— Если вам дурно — я имею в виду желудок, — то это плохой признак, — сказал генерал, — как вы себя чувствуете?

— Не знаю…

Генерал извлек мой черный веер, раскрыл его и трогательно стал обмахивать меня.

— Так лучше? — спросил он. — Вы можете идти?

Он сделал осторожный шаг вперед, я следовала за ним, опираясь на его руку и руку Габора. Некоторое время мы молча шагали взад и вперед.

— Опасность миновала, — сказала я, когда перестали дрожать колени. — Мне совсем неплохо. Я просто испугалась.

Генерал возвратил мне веер.

— Ну как, заканчиваем с прыжками?

— Истинный наездник никогда не остановится на полпути — молниеносно парировала я.

— Хотите повторить прыжок? — удивленно спросил Габор.

— Браво! Конечно, она хочет, Габор. Ты что, оглох? Подействовала моя тактика, наша душенька помнит мои уроки. Она будет такой же наездницей, как императрица, которая перелетает все барьеры, как бабочка. Браво, Минка! — Он встал передо мной на колено, взял мою ногу и легко посадил меня на лошадь. — Еще раз все сначала. Семьдесят сантиметров — это совсем немного. Надо собрать все силы и доказать Аде, что ты хозяйка. Смелее — через преграды. А потом сразу дать ей сахару, погладить умницу. Она не хочет причинять тебе зла.

На этот раз прыжок удался на славу.

— Отлично! — пробасил генерал и послал мне воздушный поцелуй.

А Габор, который шел рядом со мной, взял Аду под уздцы и нежно погладил ее, словно держал в объятиях не лошадь, а меня.

— Представляю себе, — крикнул он довольно громко, — как вдова главного зодчего на юбилее императора разбегается перед полуметровым барьером, а потом выходит наша барышня и одним махом преодолевает барьер в метр двадцать… вот тут и конец Косанику. Лопнет от злости.

Я испугалась. Метр двадцать? Так высоко? Об этом не было ни слова. К тому же, если меня ждет неудача — прощай залог, имение в Рагузе и заработок Аттилы до 1885 года…

— Опять испугались? — гремел голос генерала, как будто он прочитал мои мысли. — Так не пойдет. Самое лучшее средство после падения — пара хороших прыжков. Предлагаю попробовать восемьдесят сантиметров. Смелее! Согласна?

Я согласилась.

Моя отважная Ада дважды перемахнула вместе со мной еще более высокий барьер с точностью часового механизма. Впервые в жизни я почувствовала, что мы с лошадью одно целое, одна кровь и плоть. Генерал сиял от счастья.

— Дитя мое, поздравляю! Ты продемонстрировала истинно венгерский дух наездника! Самое страшное позади! Я так горжусь тобой! — Эти же слова он сказал Эрмине, когда та пришла, чтобы забрать меня, и приказал мне соблюдать строгий постельный режим. Легкую пищу я должна была принимать лежа в постели, чтобы как следует оправиться от ушибов.

Постельный режим? Великолепно!

Едва я, закутанная в легкий плед, покончила с заботливо поданными овощными паштетами и суфле из сыра, едва Эрмина повернула ключ с обратной стороны, как я неслышно поднялась с кровати. Накинула свой розовый халатик «домино» и, подняв капюшон, открыла дверь запасным ключом, который раздобыла для меня Лизи, а потом, миновав безлюдный коридор, побежала вверх по черной лестнице в заветную комнату. Как мы условились, я четырежды коротко стукнула в дверь, и она сразу же открылась.

Лизи уже ждала меня. У нее выдался свободный вечер. На Лизи не было ни чепчика, ни фартука, она встретила меня в плиссированном дневном платье шафранного цвета. Ее роскошные волосы были заплетены в косу и уложены в виде короны. Она сияла, как солнце, и была так хороша собой, что я от удивления застыла на пороге.

— Лизи? Ты куда-то собралась?

— Нет, — сказала Лизи и пригласила меня войти, — но у меня сегодня небольшое рандеву.

— Что? Где? И с кем?

Лизи горделиво улыбнулась.

— Не могу сказать. Это тайна. Но есть кое-кто, кто по уши в меня влюблен. — Она подбоченилась, подчеркивая узко затянутую тонкую талию, и зашуршала юбками.