На берегу несколько человек, еще остававшихся на пляже, тянулись к лифту, движущемуся вверх и вниз в тени скал и вспыхивавшему при проходе под солнечными лучами.

– Пошли, – сказал Трис. Он дотронулся пальцем до плеча Гейл, и на ее коричнево-розовой коже появился белый круг, который быстро исчез, – Уходите с солнца. Вы можете сильно обгореть, даже в такое позднее время.

– Хорошо.

– Идите вниз и полежите, если хотите. Шарлотта подымет дикий вой, если кто-то чужой начнет здесь шпионить.

Мужчины прыгнули за борт – Трис с холщовым мешком, Сандерс с ломом. Гейл наблюдала до тех пор, пока не перестала видеть поднимавшиеся пузырьки, затем спустилась вниз.

Работа на рифе подвигалась медленно и, поскольку уже темнело, с большими трудностями. Каждый раз, когда Трис вонзал наконечник воздушного лифта в коралл, облако тончайшей коралловой пыли поднималось от обломанного куска. Сандерс вынужден был, как слепец, ощупывать каждый обломок, прежде чем отбросить его в сторону. Золотая веревка обернулась вокруг основания большой овальной скалы, находясь большей частью под ней, как если бы она свалилась на риф и была загнана вековой работой волн и приливов в каждую трещинку и расселину скалы. Сандерс хотел с помощью лома перевернуть скалу, но Трис остановил его, показывая руками, что это опасно – можно повредить мягкие, тонкие золотистые нити.

За целый час они расширили яму всего на три фута. Теперь Сандерс смог просунуть свою голову, руки и плечи в дыру и провести трубку воздушного лифта вдоль золотой веревки, мягкими движениями освобождая ее дюйм за дюймом и очищая от песка. Жемчужины были вставлены вдоль нее через трехдюймовые интервалы. Сандерс подсчитал, что уже удалось освободить семнадцать жемчужин. Если это действительно была та самая веревка, о которой говорилось в источнике, обнаруженном Трисом, то на ней должно быть тридцать восемь жемчужин, значит, им предстояло достать еще пять футов золотой веревки.

Работали как во сне, все казалось нереальным: заключенные в воду, они не слышали ничего, кроме собственного дыхания и отдаленного шума компрессора, доносившегося через воздушный шланг, и вынуждены были оставаться без движения – действовали только пальцы, раскапывавшие песок.

Гейл сидела на одной из скамей, пытаясь сосредоточиться на статье в пожелтевшей от времени газете, когда услышала собачий лай и приближающийся шум мотора. Лодка остановилась, и до нее донеслись голоса. Она затаила дыхание.

– Здесь пусто.

– Кажется, только собака.

– Эй, собака! Как поживает твой зад?

– Заткнись. Звук разносится далеко.

– Разносится? Под водой? Дерьмо!

Собака дважды гавкнула, потом заворчала. Третий голос, показавшийся знакомым:

– Прекратите болтовню! Тишина!

Гейл оперлась рукой о палубу и сползла со скамейки. Держа голову ниже иллюминатора по правому борту, она подползла к лестнице. Замерла, слыша биение своего сердца и дыша ртом так тихо, как только возможно, и стала думать. Если другая лодка стоит впереди “Корсара”, она сможет незаметно пробраться в кокпит, прячась за надстройку, и дотянуться до ружья. Если же лодка за кормой – они заметят ее сразу же, как только она высунет голову из каюты.

Она прислушалась к звукам готовящегося к работе оборудования: звяканью пряжек, шипенью открываемых и закрываемых клапанов, стуку перекатываемых по палубе емкостей. Вроде бы все звуки зарождались слева и спереди, поэтому Гейл поднялась по короткой лестнице и прижалась к надстройке. Ружье лежало на полке возле штурвала, в четырех или пяти футах от нее. Чтобы добраться до него, она должна была протянуть руку перед окном.

– Сколько мешков ты взял для всего этого?

– Этот и еще два.

– А ты?

– Столько же. Черт подери, парень, здесь всего три, да и то один разорван.

– Только смотри не напутай с розовым шлангом. Он нам не нужен.

“Сейчас, – подумала Гейл, – они не будут глядеть в эту сторону”. Она протянула руку, наклонилась вперед и схватила ружье за ствол. Поднять его с полки ей удалось без осложнений, но теперь, когда ей пришлось держать ружье на вытянутой руке, оно показалось ей тяжелее, чем раньше; ствол опустился на несколько дюймов и стукнул по штурвалу.

– Что там за шум?

– Какой шум?

Гейл прижала ружье к талии, держа одну руку возле предохранителя курка, а другую – возле скользящего затвора.

– Там шум...

– Не слышу никакого шума.

– Ну а я слышу. Кто-то есть на этой лодке.

– Чушь. Собака – единственная здесь живая тварь.

– Что-то есть внутри лодки.

– Нервный ты, старина.

– Иди-ка ты вперед. Я подойду близко на нашей лодке к той и попробую рассмотреть все. Смех.

– Будь осторожен, а то собака отхватит тебе зад.

– Я подстрелю эту гадину из арбалета.

Всплеск, другой, несколько неразборчивых слов, затем тишина.

Гейл выжидала. Она слышала звук весла, рассекавшего воду, глядела на корму и видела тень приближающейся лодки.

Она обошла надстройку, держа ружье у талии. Мужчина стоял на корме другой лодки и греб, глядя на воду. У нее не было необходимости видеть его лицо: страшный красный шрам казался черным на его черной груди – Слэйк.

– Что ты хочешь?

Слэйк поднял глаза.

На его лице Гейл заметила сперва удивление, а затем ликование. Все последующее показалось единым движением: вот он роняет весло, наклоняется к палубе, затем выпрямляется. Что-то сверкает в его руке. Звенящий звук струны, натяжение эластичной ленты. Блеск металла. Удар стального копья в корпус лодки в шести дюймах от ее шеи.

Затем (она не смогла потом вспомнить все детали) – звук “клик-клак” взводимого затвора. Оглушающий, ревущий звук выстрела двенадцатизарядного ружья. Вид Слэйка на расстоянии трех ярдов от нее, когда девять пуль пронзили ему грудину, – дыра на его теле размером с бейсбольную биту, красная влага с пятнами чего-то белого, опрокидывающееся тело, удар о борт, оседание, руки, хватающиеся за грудь. Булькающее дыхание. Эхо от взрыва над спокойной водой. Закатившиеся глаза. Кожа, приобретающая серый цвет по мере того, как кровь отливает от головы. Тяжелый удар о палубу.

Ровное жужжание компрессора.

С открытым ртом Гейл глядела на дергающееся тело. Удары волн о корпус “Корсара” вывели ее из шокового состояния. Она положила ружье на палубу, прошла на корму к компрессору, нашла гайку, показанную ей Трисом, и повернула ее на пол-оборота. Мотор чихнул и замолчал.

Сандерс освободил два последних дюйма золотой веревки. Он постукал по алюминиевой трубке и, внимательно следя за ней, вытащил ее из ямки, собрал веревку в правую руку и оглянулся назад, на риф. Свет быстро угасал, но в серо-голубом тумане он все еще мог разглядеть Триса, отблеск воздушного лифта и силуэт рифа. Предполагая, что они будут продолжать копать, разыскивая золото, Сандерс расстегнул жакет водолазного костюма и засунул внутрь золотую веревку.