Ветер внутри меня завывал все громче, пока мои глаза не обожгли слезы.

— Я не хочу так жить, Пэйн. Мне больно внутри. Я чувствую себя такой… холодной. Отрешенной. Одинокой.

У тебя есть я, милая, сказал он, когда я обняла его за талию. Его руки сомкнулись вокруг меня, и я упивалась восхитительным теплом, которое исходило от него и физически, и духовно. Я не отпущу тебя, Сэм. Тебе удалось найти путь к моему холодному, мрачному сердцу, и я не позволю тебе сейчас меня оставить.

Ты так приятно говоришь, сказала я, прижимаясь к нему все ближе. Но мы сейчас слишком много говорим и слишком мало занимаемся любовью.

Его губы сомкнулись на моих в самом сладком поцелуе, который я только могла вообразить. Ты определилась, чем мы займемся?

Да. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Пэйн. Я хочу, чтобы ты вновь показал мне, как прекрасно, что мы вместе. Я хочу, чтобы ты напомнил мне, как восхитительна твоя новая душа. Я хочу, чтобы ты спас меня от этого холода внутри. Люби меня, Пэйн. Пожалуйста, люби меня.

Нежность, с которой он раздевал меня, целуя каждый дюйм открывавшейся кожи, заставляла меня почти терять самообладание. Но я решила, что мы должны быть на равных, поэтому сконцентрировалась на том, чтобы заставить его умирать от желания, пока стаскивала с него одежду.

— Я думал, предполагается, что это я буду заниматься с тобой любовью, — сказал он, его голос напрягся, когда я взялась обеими руками за его эрекцию.

— По очереди. — Я щелкнула его языком по уху и нежно укусила за мочку и вдруг в удивлении отпрянула. — Пэйн?

— Не, серьезно — больше боли, хорошей боли, но если ты продолжишь меня так гладить, я не уверен, что продержусь.

Я отпустила его пенис и пару раз моргнула, прежде чем сказать:

— Хм. Шутишь. Поцелуй меня.

Его глаза осветились смесью юмора и возбуждения.

— Что ты думаешь о ролевых играх? Обычно я предпочитаю доминировать, но если хочешь, думаю, я смогу уступить эту роль тебе.

Прикосновение его рта к моему послало сквозь меня знакомую дрожь удовольствия, усиливая предвкушение того момента, когда я испытаю на себе его силу его желания. Я не могла больше ждать и просунула свой язык ему в рот, дразня, пока он не последовал моему примеру. — Ой! — Он в удивлении откинул голову.

— Я нечаянно, — сказала я, осторожно проведя языком по неожиданно острым, удлинившимся кончикам моих клыков. — Когда я прикусила твое ухо, они внезапно… они вдруг стали такими. Откуда они взялись? Почему они у меня появились? Ты же говорил, что я не буду пить кровь? Я могу избавиться от них, или они у меня теперь навсегда? Что я людям скажу?

Он засмеялся, притянул меня к себе поближе и опять поцеловал, но на этот раз осторожно.

— Ты теперь Моравийка, любимая. У тебя появились острые клыки, чтобы пить кровь, когда тебе захочется. Твое тело будет переваривать ее и использовать так же, как и пищу. В твоем теле сейчас мало крови, и оно хочет, чтобы ты пополнила ее запас. Вот поэтому клыки и появились. Ты можешь втягивать их, если они тебя беспокоят, но они спрячутся, как только твое тело перестанет жаждать крови.

— Но почему они высунулись сейчас? — Спросила я, вздрогнув, когда острие одного из новых клыков укололо мне язык. Показалась бусинка крови с резким медным вкусом, не отличавшимся ничем от любого другого раза, когда я прикусывала язык.

— Сексуальное возбуждение очень тесно связано с жаждой крови. Твое тело жаждет от меня и того, и другого. Ты хочешь, чтобы я накормил тебя?

— Кровью? — Спросила я, наполовину испытывая отвращение, наполовину заинтригованная этой идеей. — Я не знаю, это никогда меня не привлекало, но… — я замолчала, не в состоянии облечь свои странные новые ощущения в слова. Вкус моей крови ничего мне не дал, и, когда мы Воссоединялись, кровь Пэйна не доставила мне большого удовольствия, но сейчас мысль впитать в себя его жизненную силу стала странно неодолимой.

— Тебе понравится, — сказал он, и на его губах появилась кривая ухмылка. — Почему бы тебе ни попробовать капельку, не слишком много?

Он прикусил кончик пальца, пока на коже не выступило несколько ярко алых капель.

— Готова? — Спросил он, поднеся ко мне палец.

Я посмотрела на кровь.

— Я не знаю, буду ли когда-нибудь к этому готова, — проворчала я, но взяла кончик его пальца в рот и провела по нему языком, слизывая быстро выступающую жидкость. Не чувствовалось никакой горечи, никакого медного вкуса, только пряная кровь с насыщенным букетом, напоминающим глинтвейн. О! Она на вкус вообще не такая, как моя. Она классная! Она и для тебя такая же?

Только твоя, любимая, ответил он, мягко вытаскивая свой палец у меня изо рта.

— Почему только моя? — Спросила я, облизывая губы, все еще ощущая ее послевкусие. Во мне ревела жажда большего, которая почти заглушала бесконечное завывание боли от потери души, но я подавила ее и втянула клыки, чтобы они стали нормальными. Пэйн тоже был голоден и не мог потерять крови больше, чем я.

— Ты — моя Возлюбленная. Твоя кровь для меня, как амброзия.

— О! — Мне это польстило. Я легла в центр кровати, приняв обольстительную позу. — Извини, что не могу сегодня вечером побыть твоим шведским столом. Я чувствую, как ты голоден. Но может, мы сможем немного отвлечься от этого?

— Любимая, сделать это будет не трудным. — Кровать прогнулась, когда он присоединился ко мне, встав на колени рядом. — Я думаю, что теперь опять моя очередь?

— О, да, — сказала я, позволив ему перекатить меня на спину, подтянув мои ноги так, что икры легли рядом с его бедрами. Я хотела ласкать его в возбуждении, которое радостно плескалась во мне, но откинулась назад, когда он приказал прекратить его отвлекать.

— Ты босс, — сказала я, выгибаясь, когда он опустил голову вниз и начал водить языком вокруг моего пупка.

— Да, и тебе это нравится.

— Нет. — Его язык проложил дорожку до моей груди. — Ну ладно, разве что немного.

— Только немного, хм? А если я скажу тебе, что собираюсь сосать твои восхитительные груди до тех пор, пока ты не окажешься на краю оргазма, а затем сконцентрирую свое внимание на твоих чрезвычайно чувствительных ушках, что ты сделаешь?

— Груди, — ахнула я, впившись пальцами в его плечи и потянув его вперед. — Уши! Прямо сейчас!

— И кто теперь босс? — Спросил он прежде, чем взять в рот кончик ноющей груди. Его рука заскользила к другому полушарию. Его пальцы игнорировали все, кроме затвердевшего соска, который требовал равного внимания. Я никогда не замечала, чтобы моя грудь прежде была особенно чувствительной, но, ощутив его горячий рот и танец языка, я передумала. Он сосал, он облизывал, он дразнил, пробовал на вкус и мучил, пока я извивалась под ним, и удовольствие, волна за волной, окатывало мое тело.

— Ты когда-нибудь думала о пирсинге на сосках? — Спросил он, порочно ухмыляясь, и, сделав паузу, уделил такое же внимание моей второй груди. В мягком свете блеснули его клыки, его глаза пылали от возбуждения, желания и, да, от любви.