Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нахмурившись, я поднимаюсь с пола и смотрю, как Риодан и Бэрронс тащат женщин по коридору и бросают их в комнату.
— Пришло время встретиться с Джейдой, — Бэрронс рычит ее имя так же, как я его чувствую: раздраженно и с жаждой убийства.
Я встаю, с тревогой глядя на него, и пытаюсь понять, что же только что произошло. Единственный раз Бэрронс был в моей комнате в «Кларин-хаусе» — в ту ночь, когда явился, чтобы запугать меня и заставить вернуться домой. Мы спорили, он схватил меня, и это был единственный физический контакт, потом он ушел. На следующий день у меня все болело.
Я хмурюсь сильнее.
Я помню, что синяки показались мне странными, особенно по краям грудной клетки, не там, где он обхватывал меня рукой под грудью. Я несколько дней не могла носить бюстгальтер. И болело у меня все, не только ребра. Болели бедра, мышцы ныли даже между ягодиц. Но я решила, что это последствия сложного перелета. Я никогда раньше не летала так далеко, не сидела так долго между рейсами на жестких скамейках в аэропорту. Я чешу затылок, смотрю на Бэрронса и чувствую себя так, словно пытаюсь сложить пазл, у которого нет половины деталей и коробки с исходным изображением.
Бэрронс внимательно смотрит на меня.
— Ты пострадала? Что случилось?
Я вглядываюсь в его лицо, роюсь в памяти, пытаясь сопоставить то, что я видела, хоть с каким-то случаем, который могу вспомнить.
Не совпадает.
— Мак, шевелись, — рявкает Риодан.
И, совершенно не в силах объяснить происшедшего, я для разнообразия молча ему подчиняюсь.
— Главное, не привыкай, — бормочу я.
Мы оказываемся в спартанской приемной, проходим вторую двойную дверь, и я уже на грани того, чтобы предложить остановиться и пару секунд послушать, подготовиться к тому, что происходит по ту сторону, но тут Бэрронс пинком распахивает двери, так сильно, что те отлетают, врезаются в стены и трескаются пополам.
Женщины встревоженно кричат, но за спинами Риодана и Бэрронса я ничего не вижу.
Я закрываю рот и вхожу в комнату, чувствуя себя неуютно… не в своей тарелке. Пусть у меня уникальные таланты ши-видящей и без окружающего меня роя смердящих призраков я, несомненно, хороший уличный боец, но Бэрронс и его приближенные быстрее, сильнее, безжалостнее.
Раньше одним из моих ценнейших качеств была возможность почувствовать «Синсар Дабх», но теперь этот навык мне больше не требуется. Раньше я лучше всех могла уничтожать Невидимых, но теперь боюсь доставать копье, чтобы не дать моему внутреннему монстру возможности проявить себя. Что порождает вопрос: а чем я хоть немного лучше средней ши-видящей? Вынужденная пассивность заставляет меня в последнее время слишком часто задумываться над этим.
«У тебя есть я. Ты можешь сокрушить их, не просыпаясь», — мурлычет мой внутренний демон.
Вместо этого я вздыхаю и возобновляю молчаливое чтение стихов, чтобы заглушить неуверенность в себе, вызвавшую комментарии Книги.
Рассерженная тем, что не могу видеть, я проталкиваюсь между Бэрронсом и Риоданом и успеваю заметить десяток вооруженных женщин, сгруппировавшихся вокруг центральной фигуры, которая стоит перед резным столом Ровены, но Бэрронс отталкивает меня назад и рычит:
— Оставайся там!
Его гортанный рык снова приводит к странному наслоению реальностей.
«Оставайся там, — рычит он в моем номере в «Кларин-хаусе». — Я хочу именно так».
«Но ты сказал, что я могу…»
«Твоя очередь наступит потом».
«Тут дело во мне, помнишь? Ты сам так сказал. И я хочу того, чего хочу сейчас».
У меня перехватывает дыхание, и я замираю. Что-то пытается вынырнуть из темных вод подсознания, и этому чему-то явно непросто, к его лодыжкам привязаны камни; этот пловец давно застрял в темной пещере, где ему суждено оставаться вечно.
Если только… каким-то образом… валун, блокирующий вход в пещеру, не сдвинется… не откатится в сторону, высвобождая фрагменты памяти, а те, как головастики, не рванутся к мирной поверхности моего сознания.
— Джейда сказала, что не принимает посетителей! — рявкает женщина.
— Опусти этот чертов пистолет, — приказывает Бэрронс, — или я тебе его скормлю.
— Остановитесь, и мы позволим вам жить, — продолжает женщина. — Ни дюймом ближе!
— Попытайтесь остановить меня.
«Попытайтесь», — эхом звучит в сознании. И в моей альтернативной реальности я слышу его голос: «Попытайтесь, мисс Лейн, просто попытайтесь».
— Отойдите от нее! — рычит Бэрронс. — Покажись, Джейда.
— Это вы отойдите, — отвечает женщина. — Кто за вами? Покажите немедленно!
«Двигайся, ублюдок!» — рычу я в «Кларин-хаусе».
— Вы немедленно уйдете, — говорит новый, холодный, монотонный голос.
Бэрронс смеется:
— Я уйду, когда буду к этому готов.
«Когда буду готов», — звучит эхо в моем маленьком номере. И Бэрронс сжимает руки на моих ребрах.
— Джейда, она здесь. Они притащили ее с собой! — кричит одна из женщин.
— Вам здесь не рады. Я не вмешивалась в дела вашего мира. Не вмешивайтесь и вы в мои. Вы об этом пожалеете, — говорит тот же холодный монотонный голос.
Мои ребра внезапно болят в обеих реальностях. Между спинами Риодана и Бэрронса я замечаю красивую женщину; ее волосы стянуты в высокий конский хвост, который спадает до талии.
Она уменьшается, когда у меня возникает странное туннельное зрение и я вижу только спину Бэрронса.
А потом его лицо, когда он вытягивает надо мной свое большое жесткое тело. Образы врезаются в меня, словно один кирпич за другим встает на место в моей голове, и я морщусь, закрывая глаза…
Бэрронс расстегивает пуговицы на моих штанах.
Он предлагает мне уговор. Если я не влажная, у нас не будет секса. Если влажная, будет.
Я влажная. Я чертовски влажная. Никогда еще в жизни я не была настолько влажной.
Бэрронс был прав. Со старшим братом Билли Джеймса и со всеми парнями до него, когда все заканчивалось, я недоумевала, по поводу чего такой шум.
Бэрронс был прав: если секс «совершенно нормален», он недостаточно хорош.
И в ту ночь, глядя на него снизу вверх, я знала, что прикосновение этого мужчины изменит мою душу, изменит меня навсегда, что секс с ним вынесет мне мозг ко всем чертям.
Моя сестра была мертва.
Мое сердце было разбито.
Я была беспомощна, моя жизнь не имела смысла. Я хотела, чтобы мне вынесли мозг.
А потом я оказываюсь на полу, и его большое, жесткое, прекрасное тело нависает надо мной, и я охвачена страстью, на которую и не думала, что способна, я хватаю его за ремень, расстегиваю молнию, чувствую, как он входит в меня, запрокидываю голову и рычу.