— Ах, обезьянья принцесса, — произнес мужчина, сидящий по левую руку от жены Эрн-Йира. — Надеюсь, вы в добром здравии?

Обезьянка что-то пискнула.

— Увы, — сказал мужчина. — Она говорит, что этим летом ее мучал кашель. А сейчас как вы, дорогая?

Засмущавшись, мартышка обеими руками схватила свой хвост и прикрылась им, пытаясь спрятаться.

— Она говорит, что если бы ее не так сильно тискали, то все было бы гораздо лучше.

Послышался смех.

— Как жестоко говорить неправду, да еще и при всех! — обратилась к принцессе Элисси. — Ты неблагодарная мохнатая тварь. Кроме того, ты съела жемчужину из моей серьги. Потому тебя и мучает кашель!

Мужчина, который разговаривал с мартышкой, перед тем представленный как мастер Вэйнек, был невысоким сухощавым человеком из Гильдии художников и скульпторов. Он заметил, что пожирательница жемчужины — еще образец совершенства, и обрисовал подвиги других членов ее племени, которых привел в свою мастерскую на Мраморной улице, чтобы нарисовать. Они перегрызли прутья клетки, съели брусок чистого воска, несколько палочек краски и даже парик из кладовки.

— Однако мы всегда испытываем нужду в хороших живых моделях, — прибавил Вэйнек, переведя взгляд на Регера, сидящего напротив.

Тот лишь мрачно усмехнулся.

— Я не хвастаюсь… как всегда говорят хвастуны, — продолжил Вэйнек. — Однако трое сыновей младшего принца Дорфара позировали мне для моих работ. Это все знают.

— Фриз с воинами в большой библиотеке, — кивнул Эрн-Йир. — Да, об этом знают все. Они сами хвастались. Твоя мастерская прославлена.

— Мой отец, — обратился Вэйнек к Регеру, — был пастухом на равнинах под Хибрелом. Здесь мы живем так, как нам нравится. Это достоинство Мойхи. Ни один человек здесь не устыдится назвать другому свою цену, — Вэйнек оторвал виноградину и начал играть ею. — Мы собираемся пойти на великую авантюру — создать статую бога-героя Ральднора. Это заказ из Зарависса, для зимнего дворца самого короля. Мы обязаны проявить себя с наилучшей стороны, и ты не станешь спорить с этим.

Повисла пауза. Все уже догадались, о чем речь, разве что мартышка, глупее которой не было на всем юге, пребывала в неведении.

— Что ж, Регер эм Элисаар, я обещаю тебе шестьдесят анкаров золотом по мере Мойхи и Зарависса, если ты согласишься поработать у меня.

Впечатляющая сумма вызвала оцепенение.

— Какую работу вы предлагаете мне, господин — скульптора или модели? — забавляясь, переспросил Регер.

За столом снова рассмеялись. Вэйнек лукаво взглянул на Регера:

— За работу скульптора ты получил бы больше, но я уже нашел человека. Нет, я имел в виду работу модели.

— Но я слышал, что лик короля-мессии Ральднора увековечен, — вежливо возразил Регер, снова дразнясь. — Я не похож на него, честное слово.

— Это спорный вопрос. Подобие может проявляться по-разному. Так Ральднор походил на своего предка Рарнаммона, а его сын, второй Рарнаммон — на отца, хотя тот и сгинул где-то двадцати пяти лет от роду. Не хочу тебя смущать, молодой человек, но модели необходима привлекательность как лица, так и тела. И выносливость — позировать часами не так-то легко. Я слышал, что в Элисааре ты был гладиатором?

— В Элисааре я был рабом, — бросил Регер.

— В Мойхи не признают рабства, — уже серьезнее произнес Вэйнек. — Любой раб, пересекающий наши границы, становится свободным, как и все люди перед лицом богини. Ну как, ты принимаешь предложение?

— Да, — кивнул Регер, — и благодарен за него.

— Благодарить станешь, когда все будет закончено. А теперь, Элисси, дай мне обнять мартышку-принцессу. Мне пора идти. Друг мой Эрн и вы, госпожа, примите мои извинения, но вы знаете, каковы мои вседневные труды. Регер, мастерская открывается с первыми лучами солнца.

Регер кивнул. Его лицо, как и голос, осталось спокойным.

Аннах и ее похожий на Виса ваткрианец предавались сдержанным ласкам в гуще лоз, поэтому Чакор свернул на другую тропинку среди синталевых деревьев.

Регер сидел у водоема. Луна уже взошла, и рыбы, днем золотые, как глаза людей Равнин, выпрыгивали из водоема, чтобы полюбоваться на нее.

В тишине сада повисло дыхание поздней городской ночи. Тьма под стенами была испятнана светом, падающим из окон. Откуда-то с улиц доносилась музыка или приглушенные голоса. Иногда до сада даже долетал шепот океана. Было не время и не место для ссор. И, несмотря на все сходство — это не Саардсинмея.

— Значит, ты решил остаться здесь и стать эм Мойя.

Регер поднял глаза. Еще одна рыба разорвала отражение луны в водоеме, а может быть, упал цветок синталя — им уже пришло время опадать.

— Я думаю, что предложение Вэйнека надо принять.

— А я думаю, что его подготовили заранее.

— Да, — вздохнул Регер. — Как мы уже заметили, Эрн-Йир — великодушный человек.

На корабле они почти не разговаривали. Не потому, что Лидиец избегал корла — он оказывал ему внимание, но в ответном внимании не нуждался. Это не было похоже на товарищество выживших, каким представлял его Чакор. Регер не доверился ему. Он слушал и отвечал, но чаще искал одиночества. И чем ближе они подходили к светлым берегам чуждой страны, тем больше Чакор скучал и ждал чего-то.

Впрочем, он с самого начала чего-то ждал от Регера. Превзойти его или оказаться превзойденным. Превознести, повторить, отшлифовать умения… Последние события сделали их неразговорчивыми — или это сделала она ?

Они оба шли за ее носилками. Вместе нашли убежище в ее гробнице. Вместе покинули город.

— Это правда? — вдруг спросил Чакор.

Регер не задал вопроса: «О чем ты?» Он воспринял это так же естественно, как рыбу, всплывшую из водоема, падение цветка, нарастание и убывание луны, рождение и смерть.

— Я думал, что убил тебя. Это ужаснуло меня — раньше я никогда не убивал так . Ты знаешь, почему так случилось? Сдается мне, что ты это видел.

— Трюк жрецов Анак. Меч, превращенный в змею.

Еще одна частица причастности к ней … Чакор прислонился к дереву. Ему уже казалось, что все это случилось не с ним — смертельный удар, исцеление. Безумно его равнодушие или мудро? Может быть, лучше считать, что его память ошибается. Когда он говорил об этом, ему приходилось заставлять себя. Не то чтобы его каждый раз обдавало ужасом, но он не мог поверить в какие-то неизвестные стороны своей личности или проявления богини. Он должен принести Коррах достойную жертву. Если кто-то и спас его, то это Коррах. А кроме всего прочего, эманакир была мертва.

Послышался какой-то шум, и снова воцарилась тишина, живая тишина сада и ночи. Возможно, в гуще лоз происходил какой-то разговор, но без слов.

— Перед смертью Аз’тира сказала мне, что в Мойхи я встречу своего отца, — произнес Регер. — Когда придет время. Я никогда не знал своего отца. Но есть причины, по которым хочу знать.