– Я не пойду туда, – решительно заявила я.

– А я говорю, пойдешь. Я пойду с тобой.

Мать поставила ногу на первую ступеньку и подтащила меня к себе. Я тотчас ощутила спиной холодный сквозняк, в ноздри ударил гнилостный запах тлена. Я повернула голову к стене у лестничной клетки, где воздух был пропитан особым зловонием.

– Чувствуешь этот запах?

Мать кивнула.

– Думаю, его почувствуют даже мертвые.

– Не смешно, – пробормотала я и взглянула на куклу. Та все еще маячила перед нами на верхней ступеньке, но, к счастью, перестала издавать звуки. – Если хочешь, чтобы я поднялась туда, ты пойдешь первой.

– Как скажешь.

Не выпуская мою руку, мать повела меня вверх по лестнице. Воздух на чердаке стал холодным, несмотря на тепло снаружи.

– Не отпускай мою руку, ни за что не отпускай.

– Не волнуйся. Я не собираюсь этого делать.

Мы остановились перед куклой, и моя мать оказалась лицом к лицу с ней.

– Она здесь, – сказала Джинетт. – Маленькая девочка. Ты ее чувствуешь?

Я кивнула. Я слышала позади себя новый, царапающий звук, словно кость терлась о кость.

– Но я ее не вижу, потому что она прячется. Хотя вряд ли от меня.

Один из снежных шаров скользнул по полке, затем упал и раскололся посреди комнаты, блестки и вода растеклись по полу. Пластиковый оранжевый смайлик лежал в луже лицом вниз, как жертва на месте преступления. Я посмотрела вверх и увидела завязанную узлом простыню, похожую на петлю, тихо покачивающуюся в воздухе.

– Сейчас здесь два духа, – шепнула мать. – Один из них хочет, чтобы я прикоснулась к кукле.

Она шагнула на чердак и потянулась за куклой, но я перегородила ей путь.

– Который из них, мама? Может, лучше этого не делать, пока ты не узнаешь наверняка?

Что-то тяжелое заскользило по дереву, и этот звук стал для нас предупреждением. Мы быстро присели, а в следующий миг через комнату пролетел еще один снежный шар и врезался в стену позади нас.

– Анна? – позвала мать. – Это ты? Мы здесь, чтобы помочь тебе.

Ответом на ее просьбу стала почти оглушительная тишина, как та, что, по моим представлениям, бывает в центре торнадо, нарушаемая лишь непрекращающимся царапаньем. А затем тихий звук, похожий на шуршание скручиваемой ткани, вновь привлек наше внимание к потолку: на наших глазах петля размоталась сама по себе, медленно соскользнула с потолочной балки и приземлилась на плечи моей матери. Та не стала ее снимать, в ее глазах застыла настороженность.

– Хейзелл? – сказала мать тихим, но спокойным голосом. – Ты здесь?

В груди куклы послышалось жужжание, хорошо знакомые мне щелчки и скрежет. Это продолжалось несколько долгих минут. Кукла открывала и закрывала рот, но не сказала ни слова и наконец застыла на месте. У меня создалось впечатление, что она пыталась двигаться, но какая-то другая сила мешала ей.

– Хейзелл? – попробовала моя мать еще раз. – Ты здесь в ловушке. Скажи нам, что тебе нужно, чтобы уйти к свету. Для тебя есть место получше, и мы можем помочь тебе попасть туда.

Я вздрогнула от холода, глядя, как вся полка снежных шаров подпрыгивает и вибрирует. Я чудом успела оттолкнуть мать, прежде чем еще один шар пролетел через всю комнату и, ударившись об одну из опор кровати, соскользнул на пол.

– Я хочу прикоснуться к кукле, Мелли.

Мать снова потянулась к кукле, но та отлетела назад, а чьи-то невидимые руки дернули мою мать за простыню, которая теперь была туго обернута вокруг ее шеи. Мать выпустила мою руку и потянулась к ткани у горла. Я же почувствовала, как моя сила ослабевает, как будто из электрической розетки выдернули вилку. С отчаянием тонущего человека, хватающегося за волну, мать цеплялась за ткань.

Я подскочила к ней и впилась пальцами в туго натянутую простыню. При этом я внезапно ощутила новый запах, слабый, но пряный, так пахнет трубочный табак. И так же быстро, как и появился, этот запах исчез, как и натяжение ткани. Простыня соскользнула на пол. Потирая шею, на которой виднелись красные полосы, моя мать упала на колени. На чердаке вновь стало тепло, у меня на лбу, заливая мне глаза, выступил пот.

Я помогла матери подняться на ноги и более внимательно рассмотрела полосы на ее шее.

– Представляю, как ты будешь весело проводить время, пытаясь объяснить это папе, – сказала я.

– Для этого есть шарфы, – почти рассеянно ответила мать, рассматривая куклу. Та теперь лежала на спине, глядя на то место, где вокруг балки была завязана простыня. – Кукла принадлежала Хейзелл, – сказала мать. – Я хорошо это помню. Баттон подарила ей куклу не в качестве игрушки, для этого она слишком хрупкая и ценная, а в качестве компаньонки. Хейзелл не разрешали никаких друзей, потому что они могли принести с собой микробы.

– Ты собираешься потрогать ее прямо сейчас?

Она покачала головой.

– Боюсь, не сегодня. Этот маленький эпизод меня жутко утомил. Тем более что сейчас в этом нет необходимости. Я почти уверена, что Анна все еще здесь – такая же несчастная, как и при жизни. И бедняжка Хейзелл все еще заперта здесь и ищет выход. – Мать посмотрела на меня, и я подумала, что, наверно, выгляжу такой же измученной, как и она. – Мы должны помочь им, Мелли. Их нельзя оставлять здесь навсегда. Особенно если Джейн переедет сюда.

Я начала собирать разбитые обломки трех снежных шаров, складывая их пластмассовые основания в одну кучу, а стекло и более крупные куски – в другую.

– Я дам знать Софи, где найти куклу. Ты можешь получить к ней доступ в другое время.

Мать как будто меня не слышала.

– Ты что-то почувствовала, пока мы снимали простыню с моей шеи?

– Как будто кто-то курил трубку?

– Да. – Мягкая улыбка приподняла уголки ее губ. – Думаю, это был Самтер.

– Так что же нам теперь делать?

Джинетт пожала плечами.

– Давай подождем, когда Джек откопает что-нибудь новое, что поможет нам понять, почему Хейзелл и Анна все еще здесь. Иногда, когда смерть наступает неожиданно, человек бывает сбит с толку и не понимает, что он умер. Не думаю, что здесь дело обстоит именно так. Скорее, они обе здесь по какой-то причине, и я точно знаю, что, по крайней мере, одна из них не хочет, чтобы мы знали, что это за причина. Как только мы узнаем, что это такое, мы вернемся сюда. Ночью.

Казалось, она едва держалась на ногах, поэтому я взяла ее за локоть и повела к лестнице. Мы уже наполовину спустились, когда до меня дошло, что это за царапины. Стена лестничной клетки была от потолка до пола исписана чем-то вроде детских каракулей. Мне пришлось как следует приглядеться, прежде чем я поняла, что слова написаны задом наперед, как будто по другую сторону стены. Как только до меня дошел их смысл, я дернулась назад.