– Идемте! Вы можете присутствовать на заседании штаба! – Тут появился сам Кассата, сияя от счастья, как солдат, увидевший перспективу схватки. – Они это сделали, друзья! – воскликнул он. – Проследили источник послания Убийцам. И закрыли весь сектор, и мы движемся туда!

Директриса школы была не только человеком, она умела обращаться с детьми. У нее было четыре диплома и девятнадцать лет практики. За это время она встретилась почти со всеми проблемами, какие способны представить дети, то есть примерно одна проблема на ребенка в семестр на все тысячи детей, за которыми она присматривала все эти годы.

Ничего из этого сейчас ей не помогло. Она была растеряна.

Появившись в комнате ожидания консультационной секции, она задыхалась и не верила себе самой.

– Но это фантастика, моя дорогая, – сказала она плачущей Онико. – Как они могли... Прочесть твой дневник... Но почему... – Она бросилась в кресло, по-прежнему удивляясь невероятности происходящего.

– Мэм? – сказал Снизи и, когда директриса бросила на него взгляд, продолжал: – Не только Онико. Я тоже веду дневник, и он тоже был частью передачи.

Директриса беспомощно покачала головой. Она махнула рукой в сторону экрана, и на нем сразу появился школьный пляж: рабочие занимались кострами для шашлыков, и уже начинали собираться ученики. Директриса перевела взгляд от детей на экран, потом снова посмотрела на детей.

– Я должна быть там, – раздраженно сказала она. – Сегодня пир на свежем воздухе, вы знаете.

– Да, мэм, – сказал Снизи, и Гарольд рядом с ним энергично кивнул.

– Жареная свинина, – сказал Гарольд. – Танцы!

Директриса выглядела мрачно. Она немного подумала, потом приняла решение.

– Вы должны все рассказать консультантам, – сказала она. – Все вы трое.

– Но я не веду дневник! – взвыл Гарольд.

– Но, видишь ли, мы не можем быть в этом уверены. Нет, – твердо сказала директриса, – так должно быть. Вам все нужно рассказать. Я уверена, у машин будет немало вопросов. Просто рассказывайте правду и ничего не упускайте – боюсь, на пир вы не попадете, но я прикажу поварам оставить для вас что-нибудь. – Она встала, взмахом руки раскрыла дверь и ушла.

Гарольд с каменным лицом взглянул на друзей.

– Вы двое! – презрительно сказал он.

– Прошу прощения, – вежливо ответил Снизи.

– Прощение! Лишить меня такого пира! Слушайте, – заговорил Гарольд, быстро соображая. – Вот что я вам скажу. Я пойду первым. Тогда, может быть отделаюсь и успею на берег до начала танцев. По крайней мере хоть это вы можете для меня сделать? От вас ведь все неприятности!

Конечно, в тот момент никто из детей не знал, насколько велики будут эти неприятности. Они были просто дети. И не привыкли оказываться в центре событий, сотрясающих всю вселенную.

Снизи решил, что в словах Гарольда есть определенная доля справедливости, хотя существует и второй уровень, на котором все происходящее просто несправедливо. Ни он, ни Онико ничего не сделали! Никто не говорил, что им не следует изучать земные условия жизни. Никто даже не намекнул, что неправильно подводить итоги и систематизировать все изученное в дневнике – да и вообще это не «дневники», в том смысле, в каком вы описываете в блокнотах с позолоченным обрезом свои увлечения и разочарования. Просто дети вводили всю собранную информацию в свои капсулы, как сделал бы всякий разумный хичи (или воспитанный хичи человек).

Они не сделали ничего предосудительного – и как ужасно, что их невинная деятельность была кем-то преобразована в самое запретное из всех возможных действий – в передачу Врагу! Для Снизи это была слишком страшная мысль. Онико рядом. Ей справиться легче. Снизи сказал:

– Есть еще одна кабинка, Онико. Хочешь войти в нее?

Она покачала головой. Ее темные глаза стали еще темнее от недавних слез, но она перестала всхлипывать.

– Иди ты, Стернутейтор.

Он поколебался, потом сказал:

– Хорошо, но я подожду, пока ты не кончишь. Мы пойдем на берег вместе.

– Нет, пожалуйста, Стернутейтор. Когда закончишь, уходи. Я все равно не хочу есть.

Снизи задумчиво зашипел. Ему не нравилась мысль о том, что Онико пропустит веселье на берегу, и еще меньше – о том, как она ковыляет в корсете и с костылями по песку. Онико достаточно трудно передвигаться по ровной поверхности, ее мышцы все еще не привыкли к земному тяготению.

Потом ему пришло в голову, что он может ничего не обещать: просто подождет ее, если даже она об этом не просит.

– Хорошо, Онико... – начал он.

И тут вся проблема потеряла смысл.

Огни погасли.

Гостиная погрузилась в сумерки, единственное освещение исходило от окна, в которое открывался вид на горы; но горы уже скрывались в заходящем солнце.

Из кабинки с Гарольдом послышался рев:

– Какого дьявола?!

Дверь кабинки задрожала, потом чуть приоткрылась, и наружу протиснулся Гарольд. Ему пришлось отодвигать дверь вручную.

– Что происходит? – спросил он, сердито глядя на Снизи и Онико. – Глупая программа просто отключилась на середине вопроса.

Снизи сказал:

– Я думаю, отключилось электричество.

– О, Допи, какой ты дурак! Электричество никогда не отключается!

Снизи посмотрел на стенной экран, ставший немым, на всю осветительную аппаратуру, теперь не работающую, на дверь, больше не открывающуюся, когда к ней подходишь.

– Но оно отключилось, Гарольд, – рассудительно сказал он. – Так что же нам делать?

Когда отключилась энергия, погасли все фонари и коридоры школы стали темными и тревожащими. Когда не стало огней, отключились и лифты, так что пришлось воспользоваться лестницей, чтобы добраться до главного здания, а оттуда на берег. Этой лестницей никогда не пользовались.

Но для слабых ног Онико это не выход.

– Придется идти, – обвинительно сказал Гарольд, и Снизи согласился с ним.

– Но лучше воспользоваться дорогой, – заметил он. Гарольд мрачно посмотрел в окно на горы, потом в меньшее, откуда виден был берег. Школа умерла, но ее ученики нет. Почти все уже находились там, крошечные на расстоянии, они толпились на берегу. Сцена на берегу не выглядела пугающей. Скорее похоже на веселье, и Гарольд вздохнул.

– О, добрый боже, наверно, придется идти по дороге. Из-за Онико. Ну, давайте покончим с этим. – Он не сказал, что теперь, когда механизмы вышли из строя, единственная альтернатива – спускаться по откосу холма, и для него это будет не легче, чем для девочки. Он направился к двери. Но так как опыта с неоткрывающимися при приближении дверьми у него не было, он чуть не расшиб нос, прежде чем остановился и гневно открыл ее.