Их ждал лимузин — сделанный на заказ «паккард», блестящий черным лаком. Берт сел рядом с Деттвейлером и нагнулся, чтобы посмотреть через плечо шофера. Перед ним была перспектива центральной улицы, которая уходила вдаль и упиралась в белый холм, едва виднеющийся на горизонте. С другой стороны холма в небо поднимались черные колонны дыма, скрюченные, словно пальцы-облака джинна.

Главная улица постепенно перешла в шоссе из двух полос, которое пересекало заснеженные поля. Шоссе перешло в асфальтированную дорогу, огибавшую холм. А затем они оказались на дороге из гравия, и машина запрыгала, пересекая ребристые ряды рельсов. Повернув налево, они поднялись по холму параллельно железнодорожной колее, обогнав один медленно ползущий товарный поезд, потом еще один. Из нагруженных рудой полувагонов посверкивали искры скрытого металла.

Впереди возникла фабрика. Коричневые строения образовывали нечто вроде пирамиды, в центре которой было самое крупное здание, окруженное изрыгающими дым трубами. Когда они подъехали ближе, им стало видно, что отвесные стены вздымавшихся над ними строений из коричневого металла были кое-где опоясаны поддерживающими конструкциями и там и сям мутно поблескивали почерневшими от сажи стеклянными заплатами. Строения были жестко геометрической формы и соединялись крытыми настилами с узкими мостками. Строения слились в сплошную массу и почти совсем загородили небо. Они сгрудились, словно подпирая друг друга, устремляясь вверх и напоминая огромный индустриальный собор, завершавшийся дымным шпилем. Эта махина нависла над ними — и вдруг отползла в сторону: лимузин сделал крутой поворот.

Машина остановилась перед низким кирпичным зданием, у двери которого их поджидал худой седовласый человек в темно-сером костюме и с елейной улыбкой на лице.

Берт не заметил, что им подали на завтрак, — ему было не до еды. Он с трудом отвел глаза от окна в противоположной стене, за которым виднелись здания, где серо-коричневая руда превращалась в отливавшую золотом медь, и посмотрел на тарелку. Куриное суфле. Он принялся быстро поедать свою порцию, надеясь, что и другие последуют его примеру.

Седовласый человек — мистер Отто, как представил его Лео, — оказался управляющим медеплавильной фабрики. Он провел их в комнату для заседаний и принялся извиняться. Он извинился за то, что скатерть не доставала до другого конца стола («Вы же понимаете, что мы не в нью-йоркском офисе»), и за то, что им подали остывшую еду и теплое вино («Боюсь, что у нас нет условий, предоставляемых нашим коллегам в Нью-Йорке»), Было совершенно очевидно, что мистер Отто мечтает о переводе в нью-йоркский офис. За супом он говорил о том, что в Соединенных Штатах производится недостаточно меди, и с неодобрением высказался о намерениях Национального управления еще больше сократить ее производство. Иногда он называл медь «красным металлом».

— Мистер Корлисс! — Берт поднял голову. Деттвейлер улыбался ему через стол. — Поосторожней с этим суфле — мне попалась кость.

Берт посмотрел на свою почти очищенную тарелку и улыбнулся:

— Мне не терпится посмотреть, как плавят медь.

— Нам всем не терпится, — улыбаясь, заметил Деттвейлер.

— Вы нашли в суфле кость? — спросил мистер Отто. — Ох уж эта повариха. Я же велел ей тщательно извлечь все кости. Эти люди даже курицу правильно разрезать не умеют.

Они наконец ушли из кирпичного здания и направлялись через заасфальтированный двор к фабрике. Берт перестал торопиться и шел медленно. Остальные, оставив пальто в конторе, поспешили вперед, но он не спеша шагал за ними, наслаждаясь этим решающим моментом в своей жизни. Он смотрел, как груженный рудой поезд скрылся за стальными воротами слева от зданий. Справа поезд стоял под загрузкой; крапы проносили по воздуху медные слитки и опускали их на платформы. Каждая из этих огромных квадратных пластин, похожих на окаменевшее пламя, весила килограммов сто пятьдесят — двести. Сердце, думал Берт, глядя на чудовищно коричневую махину медеплавильной фабрики, которая постепенно заслоняла небо — гигантское сердце американской промышленности, затягивающее в себя черную кровь и выталкивающее красную. Стоя рядом с фабрикой и намереваясь в нее войти, нельзя было не ощущать ее исполинскую мощь.

Остальные уже исчезли в двери у основания глыбы. Мистер Отто улыбался, придерживая двери и знаками призывая Берта поторопиться. Тот ускорил шаг — как любовник, спешащий к долгожданному свиданию. Все его старания вознаграждены! Судьба выполнила все свои обещания! Должны бы протрубить фанфары, подумал он. Странно, что нет фанфар.

Раздался пронзительный свисток.

Спасибо. Muchas gracias.

Он вошел в темноту. Дверь закрылась за ним.

Опять пронзительно, словно голос птицы в джунглях, прозвучал свисток.

Он стоял на огороженных цепями мостках и зачарованно глядел вниз на армию огромных цилиндрических печей, похожую на уходящие в перспективу ровные ряды гигантских секвой. У их основания методично двигались люди, подкручивая непонятные колесики управляющих процессом приборов. Воздух был горячим и пах серой.

— В каждой печи шесть топок одна над другой, — объяснял мистер Отто. — Руду загружают сверху. Она медленно спускается вниз под действием вращающихся лопастей, прикрепленных к центральному стержню. Огонь выжигает из руды излишки серы.

Берт внимательно слушал и время от времени кивал. Он повернулся было к остальным, чтобы поделиться впечатлениями, но около него стояла только Марион, и у нее было все то же застывшее лицо, как и с утра. Лео и Деттвейлер куда-то исчезли.

— Где твой отец и Деттвейлер? — спросил он.

— Не знаю. Отец хотел ему что-то показать.

— А-а… — Берт опять повернулся к печам. Что это Лео вздумал показывать Деттвейлеру? Странно… — Сколько их всего?

— Чего, печей? — спросил мистер Отто, стирая платком пот с лица. — Пятьдесят четыре.

Пятьдесят четыре? Святые угодники!

— И сколько руды перерабатывает каждая за день?

Потрясающе! Ему никогда в жизни не было так интересно! Он задавал бесконечные вопросы, и мистер Отто, видимо заразившись его энтузиазмом, подробно на них отвечал. Говорили только они двое — Марион молча тащилась сзади.

В следующем здании они увидели другие печи. Эти были плоские, обложены кирпичом, и каждая около тридцати метров длиной.

— Это — отражательные печи, — сказал мистер Отто. — Руда, поступающая из обжига, содержит примерно десять процентов меди. Здесь ее расплавляют. Более легкие вещества уходят со шлаком. Остается железо и медь — мы зовем эту массу «штейн». В ней сорок процентов меди.

— А какое у вас топливо?

— Измельченный уголь. Остаточный жар используется для производства пара, на котором работают генераторы электричества.

Берт покачал головой и присвистнул.

— Что, впечатляет? — улыбнулся мистер Отто.