Компания Санджая крышевала бо́льшую часть бизнеса в этом районе, взимая «плату за покровительство» – так называемую нафту (что переводится как «неделя»). От нафты были освобождены только семь ресторанов и баров, владельцы которых взамен предоставляли свои помещения разного рода личностям, работавшим на Компанию: спекулянтам, сводникам, туристическим гидам, карманникам, наркодилерам, торговцам черного рынка. В этих заведениях теневики без проблем приобретали всевозможные товары, документы и информацию.

Мое подразделение Компании также регулярно проверяло эти семь точек, в первую очередь интересуясь легальными паспортами как исходным материалом для фальсификаций. Чаще всего эту работу выполнял я сам, каждый день меняя порядок и время посещения баров и ресторанов, чтобы враги и потенциальные конкуренты не смогли предугадать мой маршрут и подстеречь меня в каком-то из этих мест.

В тот день я начал с ресторана «Трафальгар», расположенного на углу рядом с полицейским участком Колабы, – напрямую оттуда до рабочего стола Дилипа-Молнии всего-то хороший бросок ножа. Преодолев три крутые ступеньки перед входом в ресторан, я задержался, чтобы поздороваться с «запоминальщиком» по имени Хришикеш.

«Запоминальщиками» в те годы называли особую категорию лиц, подвизавшихся в бомбейском криминальном сообществе. Они не обладали отвагой и безрассудством для совершения противоправных действий с риском схлопотать тюремный срок, но зато использовали свой интеллект и великолепную память, чтобы зарабатывать на жизнь, помогая всяким отважным болванам эти действия совершать. Обычно они занимали позиции в злачных местах (каковых предостаточно на Козуэй) и были готовы в любой момент выдать самую свежую информацию о ценах черного и легального рынков на золото, алмазы, рубины, изумруды и сапфиры, о текущих обменных курсах шести основных валют, а также о последних колебаниях в стоимости любого вида наркотиков, от каннабиса до кокаина.

– Как делишки, Кеш? – спросил я.

– Недурно, баба, – ответил он, поднимая глаза к небу. – Упервале.

Термин этот был своеобразной ссылкой на Всевышнего. Чаще он употреблялся в единственном числе – «Упервала» – и мог быть переведен как «Некто наверху». А употребляемый во множественном числе, с «е» на конце, термин обозначал стихии и высшие силы природы в целом.

– Да уж, Упервале, – согласился я. – Освежи-ка мои данные.

– Нет проблем, – сказал он и, поскучнев лицом, отбарабанил длинный список последних цен и обменных курсов.

В данный момент меня интересовали только доллары и золото, но я не стал прерывать Кеша и дал ему пройтись по всему репертуару. Я ценил его ненавязчивую гениальность, позволявшую хранить в памяти сотни цифр и фактов, корректируя их не менее трех раз на дню без малейшей ошибки в десятичных знаках.

Большинство гангстеров пренебрежительно третировали людей типа Кеша, считая их жалкими прилипалами. Я не разделял их точку зрения. Эти безобидные элементы криминальной субкультуры умудрялись выживать в опасном окружении только за счет ума и сообразительности, а я всегда уважал независимых изгоев-одиночек: мужчин и женщин, которые, отказываясь вливаться в ряды законопослушных граждан, с неменьшим упорством отвергали и кровавые эскапады безбашенных головорезов.

Дослушав до конца его речитатив, я заплатил вдвое против обычной цены для «запоминальщиков», и он засиял, как солнечная дорожка на морской глади ясным утром.

Войдя в ресторан, я занял место спиной к стене, откуда можно было наблюдать за улицей. Возникший рядом официант молча навис надо мной своим пузом; я заказал сэндвич с овощами.

Мне не было нужды подавать кому-либо знак – надо было лишь подождать. Я знал, что уличная система информирования уже начала работать. Кто-нибудь из мелких жуликов, которые целыми днями слоняются по улицам и ловят туристов на ту или иную наживку, наверняка заметил, как я паркую свой мотоцикл, беседую на крыльце с Кешем и затем вхожу в ресторан. И по ближайшим проулкам и притонам уже распространялась новость: «Линбаба сейчас в „Трафальгаре“».

Я не успел доесть сэндвич, как объявился первый клиент. Это был Билли Бхасу. Остановившись у моего столика, он быстро огляделся по сторонам и заговорил тихим голосом:

– Добрый день, мистер Лин. Меня зовут Билли Бхасу. Я служу у Денниса, у Спящего Бабы. Вы меня помните?

– Присядь. Ты заставляешь босса нервничать.

Он взглянул на владельца заведения, который маячил у барной стойки и перебирал пальцами мелочь на подносе так небрежно, словно то была галька на морском берегу. Билли Бхасу сел за мой столик. Тут же подоспел официант и шлепнул по столешнице перед его носом замызганным меню. Правила всех освобожденных от мафиозной нафты заведений были просты: во-первых, никаких драк и скандалов, могущих напугать цивильную публику, и, во-вторых, каждый приходящий сюда по своим делам должен сделать заказ, даже если он не желает есть и пить.

Я заказал для Билли чай и сэндвич в пакете навынос. Как только официант удалился, Билли перешел к делу.

– У меня есть золотая цепочка, – сказал он, засовывая руку в карман. – Чистое золото. И на ней золотой медальон с портретами.

Он выложил на стол свою добычу. Я провел большим пальцем по звеньям цепочки, а затем открыл медальон. Внутри были две фотографии: молодой человек и девушка счастливо улыбались друг другу через петельку, соединяющую две части их медальонного мирка. И этот мирок теперь лежал у меня на ладони.

– Я не беру краденые вещи, Билли.

– Почему «краденые», баба? – возмутился он. – Это была честная сделка: финтифлюшка за дозу. Дурь добротная – почти пятьдесят процентов. Все в лучшем виде!

Я еще раз взглянул на снимки молодой пары. Скорее всего, туристы из Северной Европы: ясноглазые, румяные – и наверняка из благополучных семей, судя по идеальному состоянию зубов и безмятежным улыбкам. На вид обоим было лет по двадцать.

– Сколько ты хочешь?

– Ох, баба, – ухмыльнулся он, начиная обычный индийский ритуал торговли. – Это ты должен назвать цену, не я.

– Даю пять американских долларов.

– Но это мало, слишком мало за такую хорошую вещь!

– Ты ведь сам предложил мне назвать цену.

– Да, баба, но я говорил о справедливой цене!

– Ладно, плачу шестьдесят процентов от цены по ее точному весу. Ты согласен, что это восемнадцатикаратная проба?

– Но мне думается, тут двадцать два карата. Разве нет, баба?

– Восемнадцать карат. Шестьдесят процентов. Или попробуй продать это марвари на базаре Завери.

– Только не это, баба! – вскричал он. – Если я свяжусь с этими марвари, они заберут мой товар даром и я еще останусь им должен! Они слишком хитрые торгаши. Я предпочитаю иметь дело с вами. Не сочтите за обиду.

– Я не в обиде. Пятьдесят процентов.