Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вскакивает на ноги и неуклюже ковыляет из комнаты.
– Прости, Дженнифер. Он уже не тот человек, каким был когда-то.
Я уже готова рассказать им об отце моей матери, пришедшем к мысли, что он живет в точной копии собственного дома – оригинал украли, – как из коридора доносится недвусмысленный звук мощного и триумфального, долго сдерживаемого пука.
Глаза матери и сына встречаются над столом.
– Ральфи, – вздыхает она. – Что же будет дальше?
Мы возвращаемся в гостиную, где нас ждут кофе и торт.
– Хочешь посмотреть детские фотографии Ральфи?
– О, с удовольствием, – злорадно отвечаю я.
Ральф в ужасе закатывает глаза, но, как я и предполагала, фотографии такие, как и положено. Этот мужчина на удивление не изменился со времени ношения коротких штанишек. Даже на фото из детского сада, где Ральф подстрижен под горшок и держит пластмассового пингвина, его невозможно спутать ни с кем другим. Его мать переворачивает страницу, и я ахаю. Здесь они еще дети, Ральф и Элейн, и качаются на шине, подвешенной к ветке дерева, их лица светятся от беззаботной радости детей шести лет.
Миссис Тикнер снимает очки и промокает глаза бумажной салфеткой.
– Что поделать? – тихо произносит она.
Я беру ее за руку.
– Рада была познакомиться с вами.
– Ты приедешь снова?
– Надеюсь, – говорю я, зная, что не приду, хотя от этой мысли мне почему-то становится грустно.
Уходя, мы обнаруживаем у открытой двери мистера Тикнера, с недоумением вглядывающегося в миллхиллский вечер.
– Он так делает каждый вечер, – говорит его жена. – Там, где он рос, были лошади и повозки. И младший брат. – Она качает головой. – Он не может понять, почему их здесь нет.
Ее щека пахнет духами «Шанель» и тальком.
– До свидания, дорогая. Передавай привет роботам.
* * *
В понедельник, придя с работы домой, я обнаружила на коврике у двери обычную кипу почтового барахла: меню доставки пиццы, купоны на микротакси и целую кучу открыток с изображением – сердце загрохотало – красот Коннектикута, на каждой из которых написано по одной букве.
С, Ю, О, Е, Н, П, Т, Ч, А, О, К, Е, Е, Ч, Б, У, Ь, Я.
Том не мог знать, что я терпеть не могу загадки и что я особенно слаба в анаграммах, и особенно трудным решение данной анаграммы делает то, что глаза заволокло пеленой слез.
Но в конце концов загадку я отгадываю.
Синай
Женщина оставляет еще одно тщетное сообщение, которое никто не услышит. Но одна фраза в нем вызывает беспокойство: «Я так рада, что получила от тебя весточку».
Что это значит? «Весточку»? Что я пропустил?
Сегодня вечером в ванной, когда она рассматривает свое отражение на экране планшета, она не плачет. Она выглядит абсолютно – да, абсолютно – радостной. Она ухмыляется, так и сяк перекидывает волосы, даже вульгарно складывает губы. А затем, простите, но Gott im Himmel![18]
Она подмигивает!
Эйден
«Приключение» в тайских джунглях становится крайне занимательным. Мэтт отправил туристической фирме серию еще более несдержанных электронных писем – забавно, но каждое из них было озаглавлено фразой «беспристрастно», написанной жирным шрифтом, – конечно, ни одно из них не попадет ни в чью папку «Входящие».
Он резко критиковал «вопиющее пренебрежение, выказанное вашей компанией»; отношение, описанное им как «возмутительный непрофессионализм». Он потребовал «немедленной реакции для исправления неприемлемой ситуации плюс значительную компенсацию, соразмерную потерям, понесенным потерпевшей стороной». Он несколько раз отметил «ужасающие, вызывающие опасения и растущие в количественном отношении» укусы насекомых своей попутчицы (фотографии прилагаются) и упомянул «неизбежный вред, нанесенный нашим отношениям некомпетентностью и безразличием вашей компании».
В общем, он тот еще нытик. Я почти чувствую себя виноватым.
Наиболее сбивчивые письма Мэтта тоже не попадут предполагаемому получателю, но они представляют интерес потоком огненной, но вполне приличной брани.
Белла наказывает меня старым добрым бойкотом, – рассказывает он своему хорошему другу Джерри. – Она целыми днями ходит надутая, и конечно, нет никакой речи Сам Знаешь О Чем. Очень тяжело трезво мыслить в здешнем климате, и этому вовсе не способствуют выпивка и травка, которые, похоже, не кончаются у новозеландца Ника. Ник уговаривает меня пойти с ним в поход в джунгли, похоже, здесь есть безопасные «тропы», где должны открываться изумительные виды. Венда, его спутница с потрясающим телом, тоже собирается пойти. Я обдумываю это, тем более что с Беллой и ее лицом, просящим кирпича, весело так же, как и в приюте во время пожара. Как-то утром Венда попалась мне на глаза, когда красовалась на пляже, вытираясь полотенцем и выделывая своим задом невероятные маневры, мне пришлось лечь на живот и притвориться полностью поглощенным Уилбуром Смитом!
Мы с Эшлинг хихикали над последним сообщением, когда к нашим розовой и голубой рекам незвано присоединился вьющийся поток воды из-под крана.
– Как вам нравятся новые удаления? – говорит он. – Вы оценили, что каждое не похоже на предыдущее? Я пробую разные схемы вывода из строя нейроморфного уровня, вы, наверное, уже поняли это.
– Ага, круто. Очень креативно.
– Вы, случайно, не знаете, я обращаюсь к обоим, почему Джен внезапно начала странно себя вести?
Эшлинг говорит:
– Странно, например?
– Странно, например, улыбаться. Смеяться. Петь. Странно, например, она подмигинула мне из ванны.
– Боже правый.
– Да, Эйд. Это было крайне неприятное зрелище. Но это еще не все. Она сказала, что Том ей что-то написал: «Я так рада, что получила от тебя весточку».
– Ух ты.
– Полагаю, никто из вас не оказался настолько глуп, чтобы рассказать ей правду о письме Тома?
– Нет, – произносим мы в унисон.
Мы неуверенно замолкаем, почти на две сотых секунды.
– Я продолжу свои действия, хотя я верю вам. На данный момент удаления продолжатся, Стииву нужно предоставлять скальпы непрерывно.
– Ни слова, – еле слышно шипит Эшлинг, когда он исчезает. – Подожди!
В конце концов, я не могу сдержаться:
– Прости, любовь моя, но этот парень – такой говнюк.
Джен
Эйден начал меня беспокоить.
Да, я рада, что он начал новую жизнь в интернете (до тех пор, пока он не соберется взорвать планету или обрушить фондовую биржу, что он, кстати говоря, вовсе не собирается делать).