Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да уж куда мне…
– Короче, – строго ответила Вера, – ему нужно знать, как относится к нему отец. То есть ты.
– Ты считаешь, что я должен ему отправить рождественскую открытку? Типа: приходи, дорогой, мы тебя тут заждались, подарки лежат под елкой, и забудь о том, как ты подло поступил?!
– Кис, – Вера, похоже, совсем рассердилась. – Не утомляй меня!
– Что я не так сказал?!
Бедная Вера. Алексей, всегда столь сдержанный, чувствовал себя сейчас так, словно в машине потерял управление. И, сам того не желая, скидывал на Веру все свои сомнения, противоречивые чувства, страхи и надежды.
– Верик… – Кис смягчил тон. – Прости. Ты сказала, что он захочет узнать, как я к нему отношусь… Правильно? И ничего не предпримет… не покончит с собой раньше, чем поймет мое к нему отношение… Так?
– Так, Кис. Мысль о самоубийстве – это, скорее всего, эмоция, а не намерение. После того, что он сделал, он понял, что любовь отца ему не заслужить, и теперь хочет наказать себя. Но раз он тебе об этом пишет, то, вероятно, еще надеется на прощение…
– И каким образом он станет это выяснять?
– Не знаю, Алексей. Ищи внимательно вокруг себя! Он окажется где-то рядом, он придет…
Впервые в жизни Роман держал в руке пистолет. Он оказался довольно тяжелым – такой внушительный и холодный кусок металла.
Продавец объяснял устройство пистолета и показывал, как им пользоваться. Роман рассеянно слушал его объяснения.
– …и нажать на спусковой крючок…
– На что?
– А тебе зачем, собственно, пистолет-то?
– Так… На всякий случай. Для самозащиты.
– И как же ты будешь самозащищаться, когда пользоваться им не умеешь и меня не слушаешь?
– Извините.
Продавцом был толстый дядька с сальными редкими волосами, все жизненные интересы которого, кажется, сводились к оружию. Или к деньгам, которые он выручал за него. Они стояли в каком-то дворе возле электрораспределителя, откуда их видеть никто не мог – ни прохожие, ни жильцы из окон.
– Да мне-то что! Тебе надо – слушай. Не надо – хиляй отсюда. Деньги я получил, мне по фигу.
– Мне надо! – смутился Роман.
На этот раз он сосредоточился и внимательно выслушал инструкцию по обращению с пистолетом…
Говорят, есть люди, которые любят оружие. Наверное, им оружие придает уверенности в себе. Им нужно какое-то место в жизни, и для того, чтобы его занять, они хотят освободить это место от других людей. В этой маленькой черной машинке – а что такое, собственно, пистолет, как не машинка? – сидела Смерть. Смерть других людей, чье место хотели занять любители оружия.
Роман не чувствовал никакой нежности к пистолету. Вот другую машину, «Вольво», он любил. А машинку для чужой смерти – нет.
Впрочем, это он отвлеченно так рассудил, потому что в руках у него была машинка для его собственной смерти, а не для чужой. И с нею было спокойнее. Она, эта машинка для его смерти, словно снимала с него всю тяжесть, всю вину. Даже неправильность жизни эта машинка могла исправить, даже ее!
Потому что какая может быть неправильность жизни, если жизни больше нет?
То-то.
Эта мысль утешала, успокаивала. Он бы даже сказал, умиротворяла. У-мир-о-творяла – то есть мир творила в душе… Потому что это был последний и непобиваемый аргумент в его пользу. С таким аргументом Роман мог позволить себе даже роскошь не торопиться! И пожить еще до вечера.
Он почувствовал голод. Притормозил у какой-то пиццерии, вошел, сел за столик, заказал еду. С тех пор как мама умерла, он не особо экономил. Раньше он экономил: хотел купить им с мамой квартиру – для него было важно слово купить! То есть приобрести в собственность. Чтобы мама почувствовала себя настоящей хозяйкой. Хозяйкой квартиры, из которой ее никто никогда не сможет выгнать!
Но мама не дождалась, пока он наберет достаточно денег…
Может, ему следует написать завещание? У него не такой уж маленький счет в банке… Завещать деньги Лизе и Кирюше?..
Ха-ха, будто откупиться!
Роман расплатился, оставил щедрые чаевые. Хоть кому-то польза от его денег.
Вышел на улицу. Куда теперь?
Возникла мысль: покончить поскорее с задуманным!
Потом возникла другая: убедиться, что с Лизой и Кирюшей все в порядке.
И он поехал к тому скверу, где столько раз гулял с Александрой, разговаривая с ней об истории России, о летописях и архивах…
И где, спрашивается, теперь искать этого засранца?! Он, видите ли, страдалец, теперь собирается руки на себя наложить!
Кис вспомнил почерпнутое откуда-то из литературы, что в старину розги замачивали. Интересно, в чем? Он бы замочил сейчас, с удовольствием!
…Он сидел у Сереги в кабинете на Петровке, следя за поступающими отчетами. На работе «этот засранец» не появился, в снимаемой им квартире его нет. Оставалось его искать по номерам машины, а они уже имелись в распоряжении у Сереги. И еще по сотовому.
Но, видать, «засранец» и впрямь был не глуп (гены, как сказала Вера!): телефоном ни разу не воспользовался и постов ГИБДД избегал.
Время тянулось. Алексей нервничал, повторяя, как заклинание, слова Веры о том, что «это скорее эмоция, чем намерение».
Только бы она оказалась права!
Около четырех дня он все же рискнул отлучиться: хотелось кофе, настоящего, крепкого. Недостаток сна и нервотрепка давали себя знать. Стресс это называется…
Александра, получив в руки сначала Лизу, а затем, час спустя, Кирюшу, пребывала в эйфории. Такой ее Алексей никогда не видел. Когда он сказал ей, что поедет искать Романа, потому что опасается суицида, она посмотрела на него непонимающе. «Какой еще Роман? Какой суицид? О чем речь?» – спрашивали ее глаза…
Алексей не сердился. Это действительно не ее проблема, а его и только его! Может, потом они возникнут и с Сашей… Но для этого сначала нужно, чтобы Роман был жив. Иначе у них с Александрой точно никаких проблем не возникнет.
Наверное, впервые в своей жизни Алексей хотел, чтобы у него возникли с проблемы с любимой женщиной…
Прощание
…Ждать придется долго. Да идти ему все равно некуда и незачем, отчего ж не подождать? Хотя Александра с детьми могут вовсе не выйти на прогулку… Но, как знать, может, выйдут пораньше. У детей за последние дни сбился привычный режим.
Роман поставил машину далеко, за квартал от сквера. И подумал, что уезжать отсюда будет разумнее на метро. Если его ищут, то и машину первым делом…
Он заглушил мотор и посидел немного, поглаживая руль «Вольво». Хотелось спать. Он встал очень рано, да и то, «встал» – это громко сказано. Подремал в кресле перед компьютером часок, вот и все. Потом распечатал письмо и поехал отвозить коляску, пока соседи не проснулись…