Эти слова заставляют его на мгновение остановиться. Он пытается припомнить, кто их сказал. Раскольников или Соня? Или какой-то другой русский? Эти слова как будто попадают к нему сразу непосредственно в сознание, минуя хрусталик и сетчатку глаза.

– Бог? Ты что, имеешь в виду Джека Криспина?

Иваниси говорит что-то непонятное.

Кит закрывает глаза.

«Чем спрашивать, что делает для тебя Бог, гораздо лучше задать другой вопрос – сделал ли Бог когда-нибудь хоть что-нибудь хоть для кого-нибудь? Вот что существенно, – думает Кит. – Но, если забыть о Боге, забыть о других людях, – сделал ли хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь что-то для самого себя? Способны ли люди на это? Как только они понимают, что не могут сделать ничего для самих себя, они хотят умереть. Люди просто живут – без цели, без предназначения. Они живут так, будто уже умерли. И стоит им понять это, как они решаются на смерть».

Где Цикада? Кит не представляет, чем занят его противник, стоит ли он все еще на коленях, ползает ли на четвереньках и находится ли вообще в роще криптомерий до сих пор.

Кит стоит неподвижно и прислушивается, силясь уловить какое-нибудь дыхание или шаги, шуршание одежды или нечаянное шмыганье носом. Он причувствуется к дыханию. Он чувствует даже капли древесной смолы, выступающие из коры криптомерий. Слышит, как в деревьях движутся соки. Его восприятие максимально обострено, его слух не пропускает ни единого звука. Он открывает глаза и видит вспышку света.

В нескольких десятках метров от него по дороге проезжает машина. Лучи света от ее фар медленно движутся в горизонтальной плоскости через его поле зрения.

Кит провожает их взглядом. В это мгновение его голова покачивается, как будто его ударил в висок резкий порыв ветра. «Я в реальности». Кит снова прищуривается.

Он тянется к книге, лежащей на земле, наклоняется, протягивает к ней правую руку.

Теперь он одновременно видит две вещи.

Первая – пистолет. Пистолет, который он забрал из квартиры Иваниси, лежащий на земле, и его рука, тянущаяся к нему. Вовсе не книга, а пистолет.

Вторая – Цикада. Он стоит, крепко уперевшись ногами в землю, спиной к Киту, но глядя на него через плечо. В его руке нож.

Из-за того, что Кит нагнулся, удар Цикады не достиг цели и опять рассек только воздух. Он выглядит ненадолго выведенным из равновесия неудачной атакой. Кит поднимает пистолет, выпрямляется и вытягивает вперед руку. Его палец на спусковом крючке.

Он восстанавливает баланс после промаха, разворачивается, чтобы вновь оказаться с Китом лицом к лицу. Занося нож для нового удара, чувствует тепло, разливающееся в его груди.

– А? – Его движение останавливается, как у марионетки, которой внезапно обрезали нити. Цикада прижимает обе руки к груди. «Горячо», – думает он, но не знает, откуда исходит этот жар. Пытается сделать вдох, но ему едва удается с хрипом втянуть немного воздуха – и он не может выдохнуть. Он не может дышать. Поднимает руки, чтобы дотронуться до своего горла. К тому моменту, как он понимает, что его подстрелили, колени начинают подгибаться. Цикада заваливается на бок, падая на большую сухую ветку. Бок ему прошивает боль. Ухо прижимается к холодной, сырой земле.

Он смотрит наверх. Раскачивающиеся кроны криптомерий над его головой взирают на него с недосягаемой высоты. Они кажутся чернее, чем ночь. Их ветви издают громкий, почти оглушительный шелест, острые хвоинки падают вниз, летя сквозь несколько десятков метров холодного воздуха. На краю поля зрения, гораздо ближе, чем верхушки криптомерий, он видит бледное лицо Кита, словно парящее в пространстве. Не произнося ни слова, тот тоже смотрит на Цикаду.

«Эй, Цикада, ты ведь не проиграешь, правда?»

Голос определенно принадлежит не Киту. Цикада с трудом переводит взгляд. Слева от Кита стоит Иваниси. Его узкое лицо, похожее на морду богомола, скривилось в ухмылке, кривые зубы походят на множество таращащихся на Цикаду глаз.

– Ты ведь… я слышал, что ты выпрыгнул из окна, – Цикада сжимает зубы, сопротивляясь боли.

«Заткнись».

– Так он что, правда тот самый парень, который заставляет людей совершать самоубийства, да? – Цикада вытягивает палец, чтобы указать на Кита, но его рука ужасно трясется. Увидев это, он начинает дрожать еще сильнее.

«Ну да, он мистер Самоубийца».

– Он не заставил меня совершить самоубийство. – Цикаде удается криво улыбнуться, затем он показывает на свою грудь: – Он пристрелил меня. А это совсем другое дело.

«Это потому, что ты сильный». Очертания Иваниси вдруг становятся расплывчатыми, словно смешиваясь с окружающим пейзажем.

– Что крохотная цикада может поделать с огромным китом? Самое большое млекопитающее на планете против насекомого…

«Ты, полагаю, знаешь, что сейчас происходит, а?» Иваниси выставляет вперед подбородок.

– Что?

«Ты умираешь».

– Это я прекрасно знаю, – Цикада поворачивает голову и сплевывает. Его слюна красна от крови. Ниточка кровавой слюны тянется из угла его рта.

«Скажешь какие-нибудь последние слова?»

– Нет, – отвечает Цикада, но затем разочарованно стонет: – Устрицы!

«Устрицы?»

– Я оставил моих устриц в миске с водой, чтобы смыть с них песок, – рассеянно шепчет Цикада. Его мысли уносятся на кухню в его квартире, где в миске с водой мирно дышат маленькие раковины. С каждой песчинкой, которую они выталкивают из своих створок, к поверхности поднимается крохотный пузырек воздуха. – Интересно, смогут ли они оставаться там вечно?

«Ты сейчас про устриц?»

– Да, про устриц. Как думаешь, кто более совершенен, люди или устрицы?

«Люди, это же очевидно».

– Дурачок. Все знания и вся наука, которая есть у людей, служит и помогает только людям. Понимаешь, о чем я? Ни одно живое существо на планете, кроме самих людей, не становится счастливее от того, что люди существуют.

«Может быть, в следующей жизни ты переродишься устрицей».

– Я был бы счастлив этому. – Цикада снова прижимает руку к груди, потом смотрит на кровь на своей ладони.

«Эй, ты что-то уронил». Иваниси показывает на землю рядом с Цикадой. Там лежит маленькое золотое кольцо, испачканное грязью.

– Ах, это… Я забрал его у того парня.

«Оно ценное?»

– Если оно тебе нравится, можешь его забрать.

«Мне оно не нужно, – Иваниси саркастически улыбается. – Но слушай…»

– «Но слушай» что?

«Ты правда был сильным. Я очень тобой горжусь».