— С тобой, — он подчеркнул эти два слова чуть сильнее, чем следовало бы, хотя мне и без этого акцента был бы понятен смысл, — это не связано. Что-то еще?

Я развел руками. У меня окончательно пропало желание что-либо говорить.

— Просто я хотел сказать, что если тебе будет нужно с кем-то… поговорить, то ты можешь поговорить со мной.

— Я произвожу впечатление кислой бабы? Большое спасибо за сочувствие, но это мои сопли, я как-нибудь с ними разберусь. Все, Саймон. Тебе на самом деле пора работать. Если одного твоего руководителя тут нет, это еще не означает, что тут нет и второго. Ты ведь помнишь, что я твой второй руководитель?

«Пара-тройка» телефонов, которые я получил от Билла, оказались списком на две страницы, и я закончил беседовать с клиентами только через четыре часа. К плюсам можно было отнести то, что ни один из них не отменил сделки. А к минусам — то, что моим планам на сегодняшний день осуществиться было не суждено. Билл зашел ко мне (я решил не беспокоить его и разместился в кабинете Изольды) как раз тогда, когда я размышлял, какие покупки могут подождать, а какие стоит сделать сегодня.

— Готово, — сказал я и вернул ему список с необходимыми пометками.

Билл отложил список и присел на стол рядом со мной, как всегда, нарушая мое личное пространство.

— Я был неправ, — начал он. — Ты пришел на работу в свой выходной, а я не только заставил тебя делать то, что ты, собственно, делать не должен, но еще и не очень хорошо с тобой разговаривал.

— Да что ты, все в порядке, — ответил я.

— У тебя есть планы на выходные?

Я посмотрел на него. Билл был серьезен.

— Нет, планов у меня нет.

— Что ты думаешь об идее куда-нибудь поехать и отдохнуть?

— Поехать? — переспросил я. — Далеко?

Он закурил и подвинул к себе пепельницу.

— В Мирквуд.

— По-моему, это уж очень далеко, — сказал я с сомнением.

— Брось, Саймон. Помнишь заведение доктора Мори и господина Фельдмана? Оно как нельзя лучше подходит для того, чтобы хорошенько отдохнуть во всех смыслах этого слова. Я давно мечтал там побывать и проверить, стоит ли оно всех этих восхищенных рассказов.

Мысль ехать в другой город только для того, чтобы провести ночь в клубе, пусть и в таком, о котором с горящими глазами говорили даже наши знатоки ночной жизни, казалась мне диковатой. Впрочем, сидеть дома мне хотелось еще меньше.

— Почему бы, собственно, и нет, — ответил я.

— Поедем часов в пять, — предложил Билл. — Будем в Мирквуде к обеду, но, скорее всего, раньше. Поедим, выспимся. А потом, — он сделал неопределенный жест рукой, — потом будем делать все, что заблагорассудится.

— Идет, — согласился я.

Дорога до Мирквуда заняла у нас двенадцать часов. Билл, который еще недавно ругал водителей-лихачей, за чертой города разогнал машину до такой скорости, что любой лихач глотал бы пыль. После того, как мы преодолели половину пути, за руль сел я. В отличие от Билла, я никогда не позиционировал себя как осторожного водителя, но то ли потому, что мы оба уже порядком устали, то ли потому, что мне было страшновато ставить рекорды на его «лотусе», ехал не быстрее ста двадцати километров в час.

— Черепаха, — кратко высказался Билл в попытке описать мой стиль вождения.

Мне пришлось выслушать лекцию о спортивных машинах и о том, что они предназначены для быстрой езды. Я сказал Биллу, что за город выезжаю редко, а в городе быстрая езда — это уж очень экстремально. На что он ответил, что суперкар — это не только скорость, но и часть имиджа, и что «у меня все еще впереди». На этом обсуждение автомобильной темы закончилось.

В клубе мы появились под вечер. Гости только собирались, почти все столики пустовали, и красавица Колетт провела нас наверх, в зону для особо важных персон. Мы с Биллом заказали легкий ужин и бутылку коньяка.

— Все же интересно, куда поехала Изольда, — заговорил я, наполняя рюмки.

— Зная Изольду, могу сказать: она может поехать куда угодно. — Он поднял рюмку. — Твое здоровье.

Я кивнул, и мы выпили, после чего принялись за еду.

— Может, я что-то делаю не так, Саймон? — спросил он минут через пять. — Ведь я дарю ей цветы, духи, одежду, украшения. Я подарил ей машину — ту, о которой она мечтала. И мы же, черт побери, жили вместе, спали в одной постели. Для меня существовали только две вещи — это моя работа и моя женщина…

— Я думаю, ей мешало то, что ты считаешь ее своей собственностью, — сказал я.

Билл на секунду перестал жевать, покачал головой и снова взял вилку.

— Знаешь, давным-давно, когда у меня не было ни денег, ни работы, ни имени, мне нравилась одна девушка. Она училась в параллельной группе, мы посещали одни и те же лекции. Такая дорогая штучка, из тех, кто лучше умрет, но не купит трусики дешевле двухсот долларов. Я смотрел, как мои сокурсники подвозят ее на дорогих машинах, когда я сам ездил на метро, да и то не часто, почти всегда ходил пешком — деньги тратил на еду. И думал: когда-нибудь у меня будут деньги, я смогу купить все эти машины, всю дорогую одежду и все дорогие часы на свете. И, когда у меня появились деньги, машина, дорогая одежда и дорогие часы, и когда я могу купить все, а связей у меня столько, что я смогу перевернуть мир, если захочу… я готов подарить этот мир женщине, которой до меня нет дела. Вот как оно бывает, Саймон. Знаешь, как говорят? Не в деньгах счастье. Так обычно говорят те, у которых нет денег. Но для того, чтобы понять, что означает эта фраза, нужно заработать миллионы, купить дом, бриллиантовую булавку для галстука, ездить за границу сто раз в году, есть черную икру и пить «Вдову Клико», а потом полюбить женщину. И чтобы твоя любовь была невзаимной.

Я предпочел не отвечать, а Билл продолжал, разливая коньяк:

— Когда мои родители развелись, я остался жить с отцом. И, когда я стал постарше, отец говорил мне: «Женщины, Уильям, хороши только тогда, когда ты на них смотришь. Максимум — тогда, когда это красивые и дорогие женщины, и они для тебя находятся на одном уровне с дорогим бумажником или золотым паркером, подчеркивают твой статус. А когда женщина понимает, что стала для тебя чем-то большим, когда ты необдуманно даришь ей кусок своего сердца, она сначала забирает сердце целиком, а потом надевает на тебя темный мешок, затыкает тебе рот, связывает и утаскивает в яму, из которой тебе не выбраться». Отец был прав.

Неслышно подошедший к нам Адам дал Биллу договорить, после чего сделал еще пару шагов и встал так, чтобы мы оба могли его видеть.

— Добрый вечер, господа, — сказал он. — Простите, что подошел к вам только сейчас… организационные вопросы не ждут. — Он подал Биллу руку. — Вы, конечно же, Уильям Барт, компаньон мисс Паттерсон? Очень приятно. Адам Фельдман.

— Здравствуйте, господин Фельдман. А где же доктор? — полюбопытствовал Билл. — Он не помогает вам решать вопросы?