– Я не венефіка, – прокомментировала она, – а так все бене. Тільки я хочу зробити декілька зауважень…

(«Я не ведьма, а так все хорошо. Только я хочу сделать несколько замечаний…»)

– Ну давай, – согласился Олег.

– Марічку відразу можеш викреслювати, вона моя краща аміка. Як і Семена. І бабу Настю. Андрій Бикоріг – просто ступідус, як і Проня, а ось Центуріо Августус лише вдало сімуларе, ревера він великий розумник.

(«Маричку сразу можешь вычеркивать,она моя лучшая подруга. Как и Семена. И бабу Настю. Андрей Быкорог – просто дурак, как и Проня, а вот Центурий Августин только удачно притворяется, на самом деле он очень умный»)

– Ясненько, – бросил Олег, делая соответственные пометки, – значит минус Маричка-красавица, Семен-аватнюрист, ведьму вычеркиваем, Андрюшу болтливого, Проню-сплетницу… Да, такими темпами мы этого мага быстро вычислим! Давай, Нюрка, теперь рассказывай, что ты выяснила.

По словам Нюрки, в последнее время тут, в Свободной Сечи, действительно все пошло не так, как было заведено веками до этого. Причем изменения проходили слишком незаметно, так что никто, включая ее саму, не пытался их все связать в одну единую, цельную картину, считая лишь странными, ничего не значащими совпадениями. Что особенного, что старый батюшка Алексей, свободных нравов человек, настоятель собора пресвятой Богородицы, вдруг решил вспомнить молодость, потанцевать на вечеринке и ногу себе сломал? Или в том, что Клавдий Кривоус, первый хлопец на селе, показывал свою удаль молодецкую, через омут переплыть решил, да так едва не утоп, с той поры сиднем в доме сидит, вылезти боится. Или такой факт – если раньше веры языческой и христовой поровну было, то теперь все больше народ на проповеди отца Леонида ходит, тот грозится, что кто у него не бывает – будут потом а аду на сковородках вечность жариться. И речи вдруг самые разные по народу ходить стали, ну так что необычного, Лупус Гнилозуб – известный философ, он всегда поговорить любил, вот придумал что-то новое, а за ним подхватили. Еще все стали об основателе Сечи, Иване Выбейглазе, вспоминать, слухи пошли, что лишь при нем, светлом гетмане, жилось хорошо, а ныне так, не жизнь, а бренное бесцельное существование. А вот будь он ныне тут… И многое другое тоже происходило.

Мелкие факты, а за ними, если присмотреться, чувствуется чья-то рука. Не сломай батюшка Алексей ногу – не стал бы Леонид настоятелем, своими речами не переманивал бы традиционно языческую паству. Не случись с Клавдием инцидент, никто бы Лупуса не слушал, потому что парень не только красив да силен, а еще и умен был, любил при всем честном народе очередные концепции философские в пух и прах разбивать. А дальше больше – как раз от Лупуса Гнилозуба пошла в народ идея поклоняться не богам дальним, которые вроде есть, а вроде их и нет, а тому, кто точно существовал – Ивану Выбейглазу, например. И отцу Леониду восстать бы против такой ереси, а как раз наоборот происходило – он на службах своих призывал гетмана Выбейглаза канонизировать, приравнять к Владимиру, Ольге и Александру Невскому, признать великим героем и человеком святости неимоверной.

И народ ведь слушал, внимательно – бабушки-старушки кудахтали, былые времена вспоминали, когда и солнце светило ярче, и небо голубее, и листва зеленее, и Иван Выбейглаз большим почетом пользовался, и Проня-сплетница любой свой рассказ воспоминаниями о Иване Выбейглазе начинала, будто бы сама с ним знакома была. Аврилий Умбра и Марк Дуриноги, лучник и силач-богатырь, прилюдно присягу дали, да не Сечи, не предкам, как заведено было, а опять тому же Ивану Выбейглазу, поклявшись все свои подвиги легендарному гетману посвящать. Центурий Августин ввел среди стражи «политподготовку», где они проходили истории из жизни Выбейглаза, как он врагов сотнями косил. Андрей Быкорог постоянно речи толкал, где зазывал людей быть достойными гетмана-основателя. Тарас Кривоглаз, ветеринар местный, всем рассказывал, как Выбейглаз животных любил, и как они ему взаимностью отвечали, а цветовод-Василий особый сорт роз вывел, фиолетовых, которые так и назвал – « Выбейглазые». Кузнец Ивон Бесараб клялся-божился, что к нему во сне дух гетмана приходит, секреты рассказывает, как достойное богов оружие ковать. И почти все люди как будто бы помешались на давно умершем гетмане, чей дух добрых четыре века не тревожил никого. Вроде бы, почему бы и нет – всплеск интереса к прошлому, да вот только в ключе информации о наличии рядом Черного Мага воспринимается уже вся вереница событий по другому, как звенья одной цепи.

Были, однако, те, которых вся эта эйфория почитания гетмана Ивана Выбейглаза не затронула. Например, Остап Дерипаска – все злато-серебро продолжал копить, откуда – и Нюрка не знала, будто у него в подвале самородки золотые сами из земли лезут. Сергий, богомаз, несмотря на все увещевания икону Выбейглаза наотрез отказывался рисовать, потому как не зрел его дух, а рисовал он только тех святых, которых лично в своих видениях удалось повстречать. Баба Настя, ведьма местная, в стороне оставалась, эликсирами своими продолжала торговать, порчу снимать, мужей к женам возвращать. Ивашка-звонарь и вовсе не знал, кто такой этот Выбейглаз, он и умел-то всего две вещи делать – в колокола звонко бить, да с девками поступать, как они просили. Тимошка-Мураш, как и все Мураши, тоже в стороне держался, их династия фокусами занималась, народ развлекала, и больше ни во что лезть из принципа не желала.

Что же касается самой Нюрки, а значит и свекра ее, Магнуса Виртуса, то буквально до сегодняшнего дня она поступала как все. Слушала поучения Лупуса-философа, проповеди настоятеля Леонида, местами вставляла в разговор свои пять копеек, поминая Выбейглаза добрым словом, не потому, что так думала, а просто, чтоб не выделяться, тем более были дела и поважнее… Как она раньше считала.

– Что же, Нюрка-цветочек, похвально, что ты так уже не считаешь, – заметил Олег, когда девушка закончила свой рассказ. – Интересно вам тут живется, вроде и на краю света, а страсти кипят, Китеж-град позавидует… Ну а скажи теперь, твой собственный вывод – кто тут главный? Кто всю воду баламутит? На сто процентов уверен, странности эти за ниточки потянем – Черного Мага вытащим, и планы его за ним следом.

– Я так думаю, що це не одного хомо справа, тут цілий конджуратіо.

(«Я так думаю, что это не одного человека дело, тут целый заговор «)

– Молодец, Нюрка! – улыбнулся Олег, по-отечески потрепав девушку по шикарным волосам. – Восхищен! Ты первая, кто до этой очевидной вещи додумалась. Да, тут явно целый заговор, и я даже догадываюсь про некоторых, кто в нем состоит…

– Леонідас та Лупус, так, Олеже? – предположила Нюрка.

(«Леонид и Лупус, так, Олег?»)

– Почти, – кивнул Олег. – Настоятель Леонид тут замешан слишком явно, хоть не думаю, что он главный. Фантик. Которого используют. Быть может, добровольно, быть может, нет. То, что он в заговоре, очевидно, и знает он многое. То же касается и Лупуса, его мозгами пользуется кто-то другой, заставлять человека делать то, что он хочет делать – проверенный историей прием серых кардиналов. А уж Лупуса Гнилозуба вашего хлебом не корми, дай пофилософствовать… Но на самом деле я имел ввиду не их, а Центурия Августина.