— Тварь! Сука! — вырвалось у парня. Он почувствовал тошноту и головокружение и оперся одной рукой о дерево, опасаясь, что может так не вовремя потерять сознание.

К его удивлению, девчонка и не думала убегать. Сжав в каждой руке по камню, она приготовилась атаковать каждого, кто к ней подойдет.

— Пашка. — через силу выдавил Михаил, — пора с этим кончать.

— Но девка? — засомневался он. Впрочем, не долго. Алешка из последних сил вскочил на ноги, и оттолкнув его от себя, неуверенной, шатающейся походкой двинулся в сторону сестры, крича, чтобы она бежала. Подняв пистолет, Павел нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, и его бывший приятель упал замертво с пулей в затылке. Девочка остекленевшим взглядом смотрела на убитого брата. Кровь… столько крови… Таня судорожно сглотнула. В ее голове все еще звучали слова брата — «Беги». Она сорвалась с места и побежала.

— Не дай ей уйти! — донесся до нее голос Михаила… Мишки! Того самого, которого она всегда считала своим вторым старшим братом. И Никита… и Пашка. Один просто равнодушно стоял и смотрел, как убивают ее брата. А второй… Девочка всхлипнула, все еще не до конца осознав ужасную истину — Алешки больше нет!

Она бежала что есть силы, едва различая дорогу, понимая — стоит остановиться лишь на минуту, и ее догонят. Таня слышала преследователей за своей спиной, их шумное дыхание. Слезы застилали глаза, и она почти не видела дороги. Просто бежала, беззвучно повторяя про себя только одно слово: «Нет!»

Вскоре девочка начала задыхаться от быстрого бега, постоянно обо что-то спотыкаясь в темноте. Невдалеке послышались чьи-то голоса, и Таня узнала Никиту и Пашку. Она никогда бы не подумала, что может случиться что-то подобное. Алешка умер! Эта мысль полоснула в душе острой бритвой. Она остановилась, стараясь сдержать дыхание, и спряталась за толстым деревом. Они приближались. Свет фонаря выхватил из темноты ветку сосны. Совсем рядом. Они увидят ее, догонят, и она уже никогда не сможет вернуться домой, к отцу. Они убили Алешку! Мысли путались, мешая сосредоточиться.

Девочка не выдержала напряжения и страха, пожирающего ее изнутри, и сорвалась с места, стараясь убежать как можно дальше от своих преследователей. Казалось, что у нее получится. Расстояние стало медленно увеличиваться, когда один из них, привлеченный шумом сухих веток, ее заметил.

— Стой! — раздался грубый окрик, и она услышала какой-то хлопок. Выстрел! В нее стреляют!

Она бросилась вперед, не разбирая дороги. Внезапно, мир завертелся перед глазами, и она почувствовала, как падает куда-то вниз, ломая сухие ветки, слыша хруст, возможно, собственных костей, не в силах сдержать рвущийся из горла крик.

Когда безумное падение прекратилось, она с трудом открыла глаза, чувствуя, как боль заполняет каждую клеточку ее тела. Жгучая, пульсирующая, нестерпимая боль!

— Черт! Твою мать! — донесся до нее возглас Пашки.

— Что там? Она жива? — второй голос… Никита. Они все-таки до нее добрались. Девочка почувствовала, как на глазах выступили слезы. Они смешались с чем-то другим, таким же влажным и горячим, тонкой струйкой стекая по щекам.

— Ненадолго, — с усмешкой произнес Павел. Она почувствовала какое-то движение рядом с собой, а затем протестующий возглас Рыжика, и с трудом приоткрыла глаза. Сначала был темный туман, в котором мелькал свет двух фонариков. Потом девочка смогла рассмотреть Пашку, стоящего над ней, направлявшего дуло прямо в грудь, и Никиту, схватившего того за руку, изо всех сил старавшегося помешать выстрелить. На несколько секунд их взгляды пересеклись, и она увидела в холодных глазах парня свою смерть.

— Не надо! Не делай этого! Это же Танька! — сбивчиво твердил Никита.

— Знаю.

— Она ранена. Ты же видишь!

— Вижу, — кратко ответил Пашка, не сводя с израненного тела девочки взгляд. Потом, отступив, он опустил пистолет, и повернулся к Никите.

— Уходим отсюда, — резко сказал он.

— Но она же умирает! — возразил Никита, делая попытку подойти ближе к едва живому ребенку.

— Оставь ее…

— Но… мы не можем… не можем бросить ее здесь… она умрет!

— Я сказал, оставь! Пусть… пусть умирает.

Рыжик склонился над девочкой:

— Она еще жива!

— Ненадолго. Оставь ее, уходим отсюда.

Постепенно боль уходила, тело стало неметь. Одна… Она была совершенно одна в темном лесу, без надежды на спасения. Руки отказывались ее слушать. И все же, девочка с трудом приподняла правую, прикоснувшись ладонью к голове. Ладонь стала горячей и мокрой. Перед глазами появились яркие картины: отец, играющий с ней в прятки, или пересматривающий вместе альбом с ее детскими фотографиями, Алешка, сажающий ее себе на плечи, или орущий за то, что она опять вернулась домой в порванной футболке, бывшей еще день назад новой и чистой. Алешка…

Девочка закрыла глаза, чувствуя, что засыпает.

2008 год…

— Она не Марина, — неожиданно для нас обоих произнес Никита, выхватывая пистолет и стреляя Мишке прямо в грудь.

Мой бывший приятель пошатнулся, и расширившимися от удивления глазами посмотрел на Никиту. Было видно, что он не ожидал подобного выпада. Не ожидала его и я.

Шум выстрела все еще звучал в моей голове, когда я обернулась к Никите. Ствол был направлен ему в голову, однако, он смотрел на раненого Михаила и не спешил реагировать на мое движение.

— Мне нужно было это сделать пятнадцать лет назад, — в его голосе звучало сожаление и боль, словно минуту назад не он совершенно хладнокровно на моих глазах выстрелил в своего друга.

— Извини, но в данный момент я не настроена тебе сочувствовать, — без обиняков заявила я, все еще держа Рыжика на прицеле. Тем временем он медленно и совершенно спокойно подошел к неподвижному Мишке, и присел на корточки:

— Я не нуждаюсь в сочувствии, — он вздохнул, и, подняв дуло, потер им висок, — я знал, на что иду. И тогда и теперь.

— Но почему именно сейчас, спустя столько лет?

— Могу тот же вопрос адресовать тебе, Танюша, — мягко произнес Никита, — однако, сомневаюсь, что ты захочешь мне ответить.

— Ты прав, — я слегка расслабилась, видя, что он не намеревается пустить мне пулю в лоб. Пока.

— Половина моей жизни прошла в страхе — тихим вкрадчивым голосом продолжал Никита, — я чувствовал, что придет день, и прошлое вернется, чтобы нас наказать.

— Когда ты понял, что я не Марина?

— Почти сразу же. Парни видели в тебе то, что хотели видеть. Ту, кого хотели… А я слишком часто нянчился с тобой, чтобы ты могла меня обмануть. Пусть цвет этих глаз скрывают линзы, но я всегда тебя узнаю, малышка.

— Как трогательно. Особенно, если вспомнить, что однажды ты бросил меня умирать в лесу.