Его рука обхватила твердый холм ее груди, большой палец слегка коснулся мягкой ткани вокруг напрягшегося соска. Джинни невольно выгнулась навстречу большому обнаженному телу, и он притянул ее еще ближе, так, что она со всей полнотой ощутила настоятельность его желания, жар и пульсирование его плоти. Она была как воск, мягка и податлива, готовая принять и лелеять его.

Алекс поднял подол ее ночной рубашки, одновременно проводя рукой по прекрасной линии ее ноги, до самого бедра. Его рука скользнула на ее живот, палец поиграл в выемке пупка, прежде чем он опустил голову и провел языком по мягкой чаше. Небольшая щетина, появившаяся к ночи, царапала ее нежную кожу, мускулы живота трепетали, руки ее погрузились в каштановые волосы, выделявшиеся на фоне ее белого живота, бедра приподнялись навстречу ему в чувственном приглашении. Одной рукой он развязал пояс на талии, поднял рубашку выше, а его губы покусывали постепенно обнажавшуюся кожу, потом надолго задержались на розовом бутоне груди.

Отбросив ночную рубашку в сторону, он притянул Джинни к себе, перекатившись так, что она оказалась поверх него, и их тела слились в единое целое. Джинни улыбнулась ему слегка растерянно, привыкая к этому новому для нее положению. Его губы изогнулись в улыбке, когда он провел пальцами по шелковистым волосам, перекинул их ей через плечи так, что они накрыли обоих благоухающим пологом. Крепкая рука воина коснулась нежного лица, притягивая пленительные губы к себе, и Джинни впервые открыла для себя радость посвящения в новые проявления любви, когда ее язык глубоко проник в его рот, наслаждаясь вкусом бренди, затем двинулся дальше, изучая и исследуя, не пропустив ни одного миллиметра рта и лица возлюбленного.

Потом ее язык скользнул в узкую раковину его уха, исследуя все изгибы и контуры, лаская… Она слышала, как его сердце забилось быстрее там, где о ее грудь терлись чуть шершавые завитки волос. Напряженные мускулы его бедер приподнялись вверх, мощные по сравнению с ее податливым телом, и слегка округлый живот женщины мягко вписался в вогнутость живота мужчины.

Руки Алекса поглаживали спину любимой. Двинувшись вниз, они слегка задержались на тонкой талии, потом продолжили путь к округлым бедрам и стройным ногам. Томное, обольстительное поглаживание привело Джинни в состояние волнующего смятения. Она заметалась, прижимаясь к его телу еще сильнее. Отвечая на ее призыв, Алекс развел ее бедра и медленным движением вошел в ее жаждущее лоно.

Джинни ахнула от наслаждения, двигаясь вместе с ним, когда он вонзался все глубже и глубже; ей хотелось, чтобы он проник до самых сокровенных ее уголков, хотелось поглотить его, слиться с ним воедино. И когда ее тело нашло собственный ритм, обнаружило средоточие высшего блаженства, она задвигалась еще быстрее, находя бесконечную радость в том, чтобы стать частью этого человека, чтобы он стал ее частью. Сейчас не было никаких мыслей, никакого ощущения себя самой, только безудержное возбуждение, когда он сжал ее бедра и рванулся вверх с криком восторга. Какое-то чудесное мгновение она балансировала на грани бездны, ощущая в себе пульсирование его плоти, а потом и сама погрузилась в нее в фонтане золотистых искр, потрясшем Джинни до самого основания.

Она лежала сверху, пока не унялся бешеный стук сердца, и снова вернулась в этот мир, ощутив солоноватый вкус кожи Алекса на губах, прижатых к ямочке на его шее, липкую влагу их переплетенных тел, когда огонь, охвативший их, отступил.

Его руки прижались к ее спине, и он мягко перекатил ее рядом с собой, не отрываясь, не желая разъединяться.

— Ты чудесна, — прошептал он, целуя ее веки, прежде чем упасть с усталым вздохом на подушки.

— Чудеснее, чем шлюхи, обнажающие себя на столе? — поинтересовалась Джинни. Даже усталость не могла помешать ей задать озорной вопрос.

— Ты все видела? — Алекс резко сел на постели.

— Ммм, — пробормотала Джинни, закрывая глаза, словно впадая в сон. — Я бы могла сделать это лучше.

Последовало молчание, и она рискнула взглянуть на Алекса из-под ресниц. Он задумчиво смотрел на нее.

— Не стану спорить с тобой на этот счет, — сказал он.

— Тогда зачем ты остался и наблюдал за всем этим? — сердито спросила она. — Кажется, тебе было страшно весело.

— Я вовсе не веселился, — запротестовал Алекс, снова ложась рядом с ней. — Я хотел лишь присмотреть за Диконом. Он молод и несколько неопытен, и хотя я полностью за то, чтобы он утратил свою невинность, но предпочел бы, чтобы при этом он не оказался обобранным.

— Я видела, как ты его укладывал, — мягко сказала Джинни. — Меня радует, что суровый и безжалостный командир так заботится о здоровье и благополучии своих подчиненных. — При этих словах ее веки смежились, легкая улыбка коснулась губ, она прижалась к нему и заснула.

Когда она проснулась, день был в разгаре, а она лежала одна в постели полковника. Джинни с наслаждением потянулась, спросив себя, отчего же ей дали так долго спать. Она даже не слышала сигнала горна и барабанной дроби. Сев в постели, Джинни оглядела комнату. Скудно обставлена, но на низком столике у окна стоял кувшин для умывания и миска, ее одежда была разложена на краю постели. По крайней мере, ей не придется покидать комнату полковника в одной ночной рубашке.

Джинни слегка удивилась тому, что чувствовала себя удивительно хорошо, нисколько не устав после такой беспокойной ночи, но не нужно долго гадать, чтобы найти объяснение столь отличному самочувствию, и, подумав о причине, Джинни слегка покраснела. Такое бессовестное распутство — и это дочь Джона Редферна! Но это, похоже, совершенно не беспокоило Алекса — как раз наоборот. С легким смешком Джинни соскользнула с постели, подняла руки навстречу новому дню, наслаждаясь ощущением теплого воздуха на обнаженной коже. Потом, налив воды в миску, тщательно обтерла тело губкой. Казалось, что купание в Ньюбери было так давно, и нужно побыстрее снова придумать нечто похожее. Кроме того, будет приятно надеть что-нибудь другое вместо амазонки. Может быть, ей удастся это, если они пробудут несколько дней в Лондоне.

Несмотря на самоуверенность в разговорах с Алексом, покидая его комнату, Джинни чувствовала себя слегка смущенной и испытала огромное облегчение, увидев, что коридор пуст. Подобрав юбки, она легко сбежала вниз по лестнице и направилась в заднюю часть гостиницы, где, как она предполагала, была кухня. Кухня означала завтрак, а Джинни зверски проголодалась.

Она без труда нашла комнату с закопченным деревянным потолком и, остановившись на пороге, с трудом подавила довольную улыбку. Мужчины, собравшиеся вокруг длинного выскобленного стола, явно пребывали не в самом лучшем здравии; бледные, с ввалившимися щеками, они сонно плюхались на свои места. Однако все они, без исключения, были младшими офицерами. Похоже, что ни один офицер старше чина лейтенанта не страдал.

— Доброе утро, господа, — радостно произнесла Джинни. — На мой взгляд, сегодня вы все похожи на людей, потерявших шиллинг, а нашедших грош. Наверно, мало спали прошлой ночью. — Тут она заметила Дикона, который выглядел так, будто наступили его последние минуты. — Голова болит, Дикон? — спросила она, и когда он, попытавшись кивнуть, застонал и сморщился от новых приступов боли, она отправилась наверх за своей лекарской корзинкой.